Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Вот каким должен быть стандартный ответ людям, которые говорят, что их оскорбили: «Помимо того, что задеты ваши чувства, пострадали ли вы как-то еще? Угрожали ли вам или кому-то другому насилие или вандализм? Нет? Тогда очень жаль, что ваши чувства были затронуты, но тут ничего поделаешь. От этого не умирают». Если вы хотите наслаждаться всеми достоинствами либерального общества и не быть при этом бесстыже лицемерными, нужно наращивать толстую кожу — ведь в процессе производства знания люди друг о друга «трутся». В либеральной культуре это абсолютная моральная обязанность. На практике это означает, что люди, которые каждый день еще до завтрака успевают дважды оскорбиться в лучших чувствах, должны научиться считать до ста — безусловно, это требует дисциплины — и, прежде чем нестись на улицу и взывать к справедливости, говорить себе: «Это всего лишь личное мнение того парня». (В этом деле очень помогает чувство юмора.) И это означает, что те, кто получает жалобы оскорбленных, должны сначала сосчитать до тысячи и только потом начинать что-то делать. Другой вариант — вознаграждать людей за то, что кто-то их обидел. И как только люди понимают, что могут что-то получить благодаря шуму вокруг своей обиды, они становятся профессиональными оскорбленными. Некоторые верят, что русские читают их мысли с помощью микроволн; другие беспокоятся, что уроки французского могут случайно расстроить лысеющих мужчин. В либеральном обществе исходная посылка должна быть такой: мало какая озабоченность кого бы то ни было заслуживает большего, чем просто вежливое игнорирование.

Если это звучит бездушно, то вспомните вот о чем: установление права на отсутствие оскорблений могло бы привести не к более цивилизованному обществу, а к бесконечным перепалкам по поводу того, кто кого обидел и кто может претендовать на статус самого оскорбленного. При таком раскладе мы только и занимались бы тем, что затыкали бы друг другу рот. Именно из-за доктрины «Никогда не оскорбляй» огромному количеству западных интеллектуалов было практически нечего сказать, когда Хомейни устроил погоню за Рушди. Фундаменталисты нас оскорбили, но один из наших писателей оскорбил их первым — кто виноват? «Мы понимаем, что сама книга оказалась очень обидной для людей мусульманской веры. Эта книга оскорбительна и во многих других отношениях. Нам понятно, почему ее критикуют» и т. д.^{13}

В некотором смысле подъем интеллектуального гуманизма показывает, что мир стал честнее: мы перестаем изображать либеральную науку безболезненным, чисто механическим процессом сродни разгадыванию кроссвордов. Но вывод, к которому приходят поборники человеколюбия, — что надо перестать причинять людям боль, — совершенно неверный. И к этому неверному выводу их склоняет ужасная ошибка, будто бы обидные слова — это форма насилия. Оскорбительные речи причиняют боль, говорят поборники человеколюбия; это «слова, которые ранят» (по выражению одного профессора-юриста); они причиняют «реальный вред реальным людям», заслуживающим защиты и возмещения вреда (по выражению другого профессора— юриста)^{14}. Когда студент юридического отделения Джорджтаунского университета опубликовал статью, в которой говорилось, что успеваемость принятых в университет белых и чернокожих студентов «драматически различается», несколько студентов потребовали, чтобы автора наказали. Обратите внимание на аргументацию: «Я считаю эту статью агрессивной. Люди были травмированы. Я считаю, что такой язык недопустим»^{15}. Понятие «агрессивного языка» используется сегодня довольно часто. Как сказал профессор Университета Дьюка Стэнли Фиш, «язык, на который сейчас агрессивно нападают [в кампусах], и есть агрессивный язык»^{16}.

Один профессор юриспруденции Мичиганского университета сказал: «По мне, расистские обзывательства — это даже не слова. Это пули»^{17}. Вот к чему в конце концов ведет эта логика поборников человеколюбия: к теоретическому и, главное, практическому размыванию границы между дискуссией и резней. На мой личный взгляд, слова — это слова, а пули — это пули, и очень важно эти вещи различать. Ведь не надо быть Кантом, чтобы понять, что следует из фразы «Оскорбительные слова — это пули»: ты ранишь меня словами, я отвечаю пулями, и мы квиты. Рушди ранил мусульман-фундаменталистов словами; его книга стала для них ничуть не менее оскорбительной, чем все мыслимые обзывательства и кричалки. Поэтому они задумали ранить его в ответ. Слова — это пули; все справедливо.