Добрыня Никитич и Алеша Попович

Также нарицательной является прожорливость Тугарина. Но по форме описания его прожорливости на пиру у князя Владимира, если ориентироваться на рукописный фрагмент XVII в., отличаются от описаний прожорливости змея («Добрыня и змей») или Идолища («Илья и Идолище») и в эволюционном плане занимают промежуточную позицию между ними.

Подобно змею, Тугарин обладает способностью летать по поднебесью. Но, в отличие от змея, о крыльях которого часто вообще ничего не говорится, Тугарин для этого подвязывает себе бумажные крылья либо имеет коня с такими крыльями. Бумажные крылья упорно упоминаются почти во всех вариантах, где описана встреча Тугарина с Алешей в поле[117]. Без них певцы явно не представляли себе, каким образом заставить Тугарина пасть на землю. Однако для действия, в котором христианский бог сделан deus ex machina, бумажные крылья не обязательны. Теоретически они могли быть сделаны из любого другого материала или быть натуральной частью плоти Тугарина. И все же выбор создателей былины остановился на крыльях бумажных, а такой эпитет несомненно нельзя отнести к домонгольской Руси. Бумага появилась на Руси в XIV в. Ее необычность и качества (летучесть, промокаемость) привлекли внимание создателей былины и побудили обыграть их в тексте.

Имя «Тугарин» имеет различные этимологические истолкования[118]. Едва ли не общепризнанным среди фольклористов и историков является мнение, что это имя — производная форма от имени половецкого вождя XI в. Тугор-кана. Однако с точки зрения лингвистов (С. Б. Бернштейн, В. А. Дыбо и др.), к которым мы обращались за консультацией, такая этимология практически недоказуема, ибо неясно, каким образом единичная форма «Тугор-кан» могла преобразоваться в общую форму «Тугарин» (ср. — татарин, Казарин и др.). Эту лингвистическую сторону исследователи обычно не замечали, хотя только ее раскрытие могло бы подтвердить отождествление этих двух имен.

В имени «Тугарин» слышится отзвук общеславянского корня «туг-» в значении «горе, печаль, обида, гнет и т. п.», на что обращал внимание ученых В. Каллаш[119], а вслед за ним и Т. Н. Кондратьева. Тем самым имя «Тугарин» можно истолковать как «обидчик, насильник, угнетатель», что не противоречит содержанию былины.

Наконец, нельзя не учитывать того, что имя Тугарин, наряду со многими другими эпическими именами (Богатырь, Добрыня, Дунай, Залешанин, Казарин, Пересвет, Рахман, Салтан, Соловей, Сухан, Тороп, Хотен и др.), было собственным «некалендарным»[120] именем у русских вплоть до конца XVII в.[121] Оно пользовалось определенным распространением среди низших и средних слоев населения центральных районов Московской Руси, в частности у «служилого сословия». Лингвистически нельзя объяснить бытование этого имени влиянием былинного образа. Лингвистически мог происходить лишь обратный процесс. Неизвестно, какое значение вкладывали русские в имя «Тугарин» в XVI—XVII вв. Более вероятным кажется, что оно было для его носителей своего рода оберегом, предохраняющим от сглазу, нечистой силы и т. п. Выбор нарочито «дурного» имени в качестве оберега известен как обычай у многих народов, в том числе и у славян.

Итак, можно допустить, что имя «Тугарин» имело нарицательное значение «обидчик, насильник, угнетатель». Создатели былины использовали его и отразили в его носителе обобщенный тип татарского наместника. Тяготясь беспомощностью князей и грозным бесчинством баскаков, создатели былины предложили свое эпическое решение: выдающийся герой Алеша Попович с помощью христианского бога мгновенно решает то, что долгое время были бессильны сделать князья.

Былина, несомненно, создавалась в пределах Ростовской земли, так как в пору раздробленности Руси, еще не освободившейся от татарского ига, вряд ли жители других районов могли выдвинуть героя с ростовской родословной. И, конечно, нельзя считать случайностью то, что имя отца Алеши Поповича — Леонтий или Федор — совпадает с именем того или иного ростовского епископа, сыгравшего важную роль в истории города. Эти имена и такая идеальная родословная Алеши Поповича для его роли в былине могли быть использованы только ростовскими жителями.

Затем былина получила распространение в центральных районах и вместе с миграционными потоками ушла на окраины страны (см. карту 1). Характерно, что записями отмечается ее бытование на былых порубежьях Московского государства XVI—XVII вв.: у казаков Дона, нижней Волги, Терека и среднего течения Урала, на нижней Печоре, в низовье р. Индигирки и р. Колымы. А это значит, что к XVI—XVII вв. былина уже бытовала.

Приблизительно в это же время у былины «Алеша и Тугарин» появляется эпический преемник — «Илья Муромец и Идолище».