Добрыня Никитич и Алеша Попович

Не имея возможности провести здесь текстологический анализ былины «Илья и Идолище», известной почти в 130 вариантах, значительная часть которых восходит к лубочным и книжным сводам об Илье Муромце, считаем допустимым сослаться на мнение, впервые обоснованное В. Ф. Миллером[122], о генетической зависимости былины «Илья и Идолище» от былины «Алеша и Тугарин». Аргументация этого мнения ныне требует изменений и поправок, но основа его представляется правильной.

Былина «Илья и Идолище» распространена на Русском Севере вне зависимости от времени заселения тех или иных мест, а это, при прочих равных условиях для сравниваемых былин, служит показателем более позднего возникновения былины. В ряде пунктов отмечено бытование обеих былин[123] и наложение былины «Илья и Идолище» на былину «Алеша и Тугарин»[124]. Былина «Илья и Идолище» явно вытесняла былину «Алеша и Тугарин».

Примечательно, что сборник Кирши Данилова не знает былины «Илья и Идолище». Она не записывалась и на Алтае[125]. И, самое главное, ее не знают казаки Дона, Терека, Волги, Урала и казаки-некрасовцы, ушедшие в XVIII в. с р. Дона в Турцию. Отсюда можно заключить, что былина «Илья и Идолище» создавалась и распространялась уже после того, как прошли основные миграции русского населения — носителя эпической традиции — в северном, восточном и юго-восточном направлениях. Она, вероятно, создавалась в северных районах России, так как ее знают поселенцы Индигирки и Колымы, живущие там примерно с XVII в. в условиях значительной изоляции[126], поначалу была узколокализованным явлением, ибо не переносилась в Уральские горы и в Западную Сибирь и, конечно, не могла попасть с Севера к казакам.

Любопытна также некоторая отграниченность былины «Алеша и Тугарин» от былины «Добрыня и Маринка», где иногда Добрыня тоже убивает Тугарина. Пункты записи этой версии былины «Добрыня и Маринка»[127] не совпадают с местами записи былины «Алеша и Тугарин». Видимо, определенное время певцы ощущали алогизм убийства одного и того же противника в разных былинах (ср. версию былины «Алеша и Тугарин» в сб. Кирши Данилова) и стремились этого избежать, делая выбор между былинами. Убийство Тугарина Добрыней в былине «Добрыня и Маринка» представляется перенесением из былины «Алеша и Тугарин». Приписывая Маринке связь с Тугарином, чей образ стерся и осознавался уже по эпитету (змеевич, змей), певцы тем самым сильнее подчеркивали вредоносность магии Маринки и ее самой. Но благодаря такому перенесению былина «Добрыня и Маринка», видимо, вытесняла из бытования былину «Алеша и Тугарин» в названных пунктах записи.

В отношении Идолища такого ограничения не наблюдается. В одном и том же поселении, даже одним и тем же певцом допускалось убийство Идолища или весь сюжет «Илья и Идолище» в самых разных текстах[128]. Такая неразборчивость в выборе шаблона и эпического противника русских героев — несомненно поздний признак качества соответствующих эпических песен.

35. Олеша Попович, Еким паробок и Тугарин. Печатается по тексту сборника: Ончуков, № 85. Записано Н. Е. Ончуковым в 1902 г. в д. Бедовая Пустозерской волости на Нижней Печоре от Павла Григорьевича Маркова, 76 лет.

В этом, одном из лучших, варианте былины обращает на себя внимание упоминание града Суздала (Суздали). Наряду с традиционными Черниговом и Киевом такое немотивированное упоминание, а также точное употребление слова «смерд» оставляют впечатление древности соответствующих частей текста. Характерно, что Алеша и Еким приезжают к князю Владимиру как лица, известные только понаслышке.

Алогичным представляется отказ Алеши Екиму идти на бой из-за того, что у Екима силы вдвое больше (ст. 125—127).

Эпизод с названым братом Гурьюшком выглядит поздней вставкой: богатырю Алеше Поповичу, судя по содержанию самого текста, не было никакой необходимости в том, чтобы переодеваться и занимать оружие у Гурьюшка. Вероятно, певец не знал или забыл, как выразить «недоумение» Алеши, которому предстоял бой с великаном на летающем коне. Силой Алеши оказались его молитва, которую считаем изначально содержавшейся в тексте, и его вёрткость. Молитва помогла Алеше лишить Тугарина возможности напасть с неожиданной позиции; вёрткость, обрисованная как обычный воинский прием, позволила нанести Тугарину неожиданный удар.

Обращение Алеши Поповича к христианскому богу за помощью — важный эволюционный сдвиг по сравнению с другими русскими эпическими песнями, где исход поединка решался воинской силой и умением. Такое обращение возможно лишь при условии достаточной христианизации создателей и передатчиков былины, что, судя по различным источникам, произошло не ранее XIV—XV вв., эпохи становления централизованного Русского государства.

С публикуемым текстом сходны шенкурская запись из сб. А. Н. Афанасьева и вторая печорская запись Н. Е. Ончукова.