Дочь священника

Дороти готова была произнести: «Я не знаю», но была уже настороже, а потому вовремя спохватилась. Из полудюжины имён, вспыхнувших моментально в её сознании, она выбрала одно, женское, и произнесла: «Эллен».

– Эллен. Вот это жесть! И никаких фамилий, пока мы при деле… А теперь Эллен, дорогуша, слушай меня. Мы трое – все едем собирать хмель. Понимаешь?..

– Собирать хмель?

– Хмель! – вставил черноволосый нетерпеливо, будто его раздражало невежество Дороти. В его манерах и голосе чувствовалась озлобленность, и у него был более вульгарный акцент, чем у Нобби. – Хмель собирать – в Кенте! Всё никак не усвоишь? Ей!

– Аааа, хмель… для пива?

– Во жесть! С ней всё путём! Слушай, детка, б… что я говорил… Так вот, мы здесь собирались втроём, кое-какую работёнку нам обещали, да всё такое… на ферме Блессингтона в Лоу Моулзвоте. Но мы сейчас чуток на мели, понимаешь? Потому как деньжат-то нет у нас и нужно шпарить на своих двоих. Да ещё жратва и ночёвки. А это сама понимаешь, – жесть, да ещё коль ты с дамами. А щас, к примеру, ну… пойдёшь ты с нами, что тогда? За два пенни доедем на трамвае до Бромли – вот тебе и пятнадцать миль готово! И минус одна ночёвка. Да и присоседиться можешь к нам – собирать будем в один короб. И если Блессингтон заплатит по два пенса за бушель – ты за неделю запросто наваришь десять шиллингов. Что скажешь, детка? На твои-то два, да шестипенсовик ты ничего не сделаешь здесь, в Смоук. А вот – ты с нами, партнерство! – и вот тебе ночлежка на месяц. И не только! Ещё и подвоз в Бромли и харчей чуток.

Дороти поняла примерно четвертую часть этой речи. Она спросила наугад:

– А что такое «харчи»?

– «Харчи»? Жратва… еда. Вижу, ты давно на мели не была, детка.

– О! Вы хотите, чтобы я отправилась собирать с вами хмель?

– Всё верно, Эллен, дорогая! Так идём или нет?

– Хорошо, – быстро проговорила Дороти. – Я пойду.

Она приняла это решение без каких-либо опасений. На самом деле, будь у неё время поразмыслить над её положением, она, возможно, поступила бы иначе: скорее всего направилась бы в полицейский участок и попросила бы помощи. Такой порядок действий был бы разумным. Но Нобби с приятелями появились как раз в самый критический момент. В том состоянии беспомощности, в котором она находилась, было абсолютно естественным довериться первому человеческому существу, представшему перед ней. Более того, по какой-то причине, которую она и сама не понимала, её успокоило то, что они направлялись в Кент. Как ей показалось, именно Кент был местом, куда ей хотелось пойти. Остальные больше не проявляли особого любопытства и не задавали неприятных вопросов. Нобби просто сказал: «Окей. Вот жесть!», потом нежно взял из руки Дороти полкроны и положил себе в карман. Чтобы она не потеряла, как он объяснил. Черноволосый – по всей видимости, его звали Чарли – сказал своим угрюмым недовольным голосом:

– Давай, пора двигать! Уж пол третьего. Не хватает ещё на трамвай опоздать. Откуда они едут-то, Нобби?

– С Элефанта, – сказал Нобби. – И нам нужно успеть до четырёх. После четырёх у них нет бесплатных подвозок.

– Пошли тогда. Нечего терять время. Ещё тот будет у нас видок, если не доберёмся до Брумли и будем в темноте искать место для ночёвки. Пошли, Фло.

– Быстро – марш! – скомандовал Нобби, закинув свою ношу на плечо.

Так они отправились, не сказав больше ни единого слова, а продолжавшая недоумевать Дороти, которая шла теперь рядом с Чарли и Фло, хоть те и разговаривали только между собой и держали себя с ней немного отчужденно (они желали получить свою долю от кроны, но дружеских чувств к ней не питали), всё же чувствовала себя лучше, чем час назад. Нобби маршировал впереди, резвой поступью, несмотря на ношу, и напевал, вдохновенно имитируя песенку военных, единственными печатными словами в которой были:

«–!» – вот всё, что оркестр мог сыграть;
«…!…!» – И тебе того же.

§ II

Было двадцать девятое августа. А ночью двадцать первого она заснула в оранжерее. Таким образом, перерыв в её жизни составил целых восемь дней.

С Дороти произошла вещь довольно банальная: почти каждую неделю можно прочесть в газетах о подобных случаях. Человек пропадает из дома, его не находят днями, а то и неделями, а потом он неожиданно появляется в полицейском участке или в больнице без малейшего представления о том, кто он и откуда. Как правило, невозможно сказать, как он провёл это выпавшее из его жизни время. Вероятнее всего, он бродил в некоторого рода гипнотическом, сомнамбулическом состоянии, из которого не мог перейти в нормальное. В случае с Дороти только одно можно сказать с уверенностью: во время этих похождений её обокрали, так как одежда, в которой она очнулась, была не её одеждой, а её золотой крестик пропал.