Дочь священника

В полдень третьего дня они добрались до начала хмелевиков, и тут им начали попадаться отчаявшиеся люди, в основном – бродяги, державшие путь обратно в Лондон, которые рассказывали, что делать там нечего, что хмель не удался, а цены низкие, что всё захватили цыгане и местные сборщики. При этой новости Фло и Чарли на пару потеряли всякую надежду, и только Нобби, ловко сочетая угрозы и уговоры, смог убедить их пройти ещё несколько миль. В маленькой деревеньке под названием Уэйл они наткнулись на ирландку, по имени миссис МакЭлигот, которая только что получила работу на ближайшем хмелевике. У неё они выменяли несколько украденных яблок на кусок мяса, который она «выклянчила» сегодня утром. Она дала им пару полезных советов насчёт сбора хмеля и о том, в какие фермы стоит зайти. И вот измученные, они все растянулись на деревенской травке напротив маленького универсального магазинчика с газетными постерами у входа.

– Лучше вам попытаться у Чалмерзов, – посоветовала им миссис МакЭлигот с её основательным дублинским акцентом. – Это около пяти миль отсюда. Слыхала, у Чалмерзов не хватает ещё дюжины сборщиков. Думаю, он даст вам работёнку, если вовремя подоспеете.

– Пять миль! К чертям! А поближе ничего нет? – проворчал Чарли.

– Да вот, Норман. Я сама у Нормана подвязалась. С утречка завтра и начну. Да вам-то на кой к Норману проситься? Он только обжившихся сборщиков и набирает. Да говорят, хочет полполя на цвет пустить.

– Что за обжившиеся сборщики? – спросил Нобби.

– Ну, дак это те, что в домах своих живут. Либо ты живешь где по соседству, либо тебе фермер даёт хибару, где поспать-то. Дак это такой закон нонешний. В былые-то дни, когда приходил ты хмель собирать, дак жил себе в конюшне, никто и не спрашивал. Да черти эти вмешались, лейбористское-то правительство закон придумало. Говорят де, нельзя фермерам взять-то себе сборщиков, да не разместить их где. Так что Норман только и берёт народ, у которых свои дома.

– Да у тебя ж нет своего дома. А?

– Да и чёрт с ним! Норман думает, что есть. Я ему втирала, будто живу в доме неподалёку. Между нами говоря, я ночую-то в коровнике. Не так и плохо, разве что воняет навозом, да встать нужно в пять утра, чтоб тебя доярки-то не застукали.

– У нас нет опыта, – сказал Нобби, – не знаем, как собирать хмель. Да я и не узнаю этот чертов хмель, если его увижу. А лучше-то показаться, будто ты опытный, когда за работу берёшься. Так ведь?

– Да на кой леший? Для хмеля опыт не нужен. Срываешь себе и бросаешь в короб. Чё ж с ним, с хмелем, ещё-то делать?

Дороти почти спала. Она слышала, как другие несвязно говорили сначала о сборе хмеля, потом о какой-то газетной истории с девушкой, бесследно исчезнувшей из дома. Фло и Чарли прочитали постер у входа в магазин; это оживило их воспоминания, напомнило им о Лондоне и всех прелестях лондонской жизни. О пропавшей девушке, судьба которой их так заинтересовала, писали как о «Дочери пастора».

– Видала ты такую, Фло? – сказал Чарли, громко перечитывая постер и особенно смакуя детали. – «Тайная интимная жизнь дочери пастора. Ошеломляющие открытия». Круто! Жаль, что у меня нет пенни, чтобы об этом почитать.

– Да о чём, бишь, это?

– Как? А ты даже не читал об этом? Да на каждом углу – всё об одном. Пасторская дочка такая, пасторская дочка сякая… грязь наполовину, как и они сами. Ясное дело.

– Та ещё штучка, эта ректорская дочурка, – сказал Нобби задумчиво и улёгся на спину. – А жаль, что она сейчас не здесь! Я бы сразу понял, что с ней надо делать. Это точно.

– Да детка та сбежала из дому, – вставила миссис МакЭллигот, – сошлась с мужчиной на двадцать лет старше, а теперь исчезла. Дак вот они ищут её теперь по всем закоулкам.

– Отвалила посреди ночи на авто, и одежки на ней – никакой, кроме ночной рубашки, – заметил Чарли значительно. – Вся деревня в курсе.

– Дак говорит кое-кто, будто он её увёз заграницу, а там и продал в бордель какой в Париже, – добавила миссис МакЭллигот.

– Так и без всего и свалила, только в ночнушке! Грязная шлюха!

Разговор дошёл бы и до других подробностей, если бы в этот момент его не прервала Дороти. То, что они говорили, вызвало в ней слабое любопытство. Она поняла, что значение слова «пастор» ей неизвестно. Она села и спросила Нобби:

– А кто это – «пастор»?

– Пастор? Ну… лётчики-пилоты, пасторов две роты. Пастор – это парень, что в церкви проповедует, да псалмы распевает. Да мы вчера одного из них встретили – на зелёном велосипеде, и воротник ещё такой сзади и спереди. В церкви служит, священник, да ты знаешь…

– О… да! Думаю, что да.

– Священники! Тоже старые негодники, многие из них, – заметила миссис МакЭллигот, что-то припоминая.

Дороти эта информация просветила несильно. Сказанное Нобби немного пролило свет, но всё же совсем немного. Вся цепочка понятий, связанных со словом «церковь», и «священник» странным образом поблекла в её сознании. Оказалось, что это один из тех провалов (а таких провалов было немало) в загадочных знаниях, которые она вынесла с собой из прошлого.