Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

Вечером, когда поражение было прочно зафиксировано на настенных картах, а прошение об отставке подано королю, премьер-министр собрал свою семью – Клементину, Сару, Мэри, Рэндольфа, Диану с мужем Дунканом Сэндисом и своего младшего брата Джека – и принялся вслух мечтать о возвращении в родовое имение Чартвелл с его пасторальной идиллией. Может даже, грезил он наяву, вся их семья сможет там более никогда не разлучаться. Каждому из детей с их семьями можно построить по собственному коттеджику ниже по склону холма от главного особняка, мечтал он. И назовут они своё поселение «колонией Чартвелл»{784}.

Так они и просидели весь вечер допоздна, и каждый мучительно искал, как и за счёт чего примириться с мыслью о том, что они разбиты наголову. Сара и Мэри к ужину надели модные вечерние платья, чтобы придать семейному сборищу хоть немного праздничности, но яркими нарядами мрачные чувства не осветлишь{785}. Лишь Клементина, как всегда, держалась с чопорным достоинством, а вот Диана была устрашающе бледна, а Мэри – откровенно сокрушена и подавлена. «После матери, – сказала Мэри, – Сара у нас самая стойкая». И действительно, Саре даже удалось почти не выдать родным подергивание верхней губы, пока она силой воли удерживала на лице характерное для неё выражение уверенности в лучшем будущем. Ну да и к чему теперь муссировать поражение, подумала она и подключилась к мечтаниям отца о буколическом фамильном рае{786}.

Хотя результаты выборов и были для отца разгромными, Сара ничуть не сожалела о том, что и как пережила за минувшие пять лет. Да, война явилась сокрушительной трагедией, но именно она странным образом подарила ей некоторую способность довольствоваться имеющимся, которой она была начисто лишена в детстве, особенно в такие моменты, как этот, когда она сидела рядом с родителями. «Реальным счастьем в эти последние годы, – написала она Клементине вскоре по возвращении из Ялты, – было то, что я всё ближе подбиралась к пониманию и тебя, и папы – любить-то я тебя всегда любила, но далеко не сразу познала тебя такой, какая ты есть, – и это внезапное открытие <…> было подобно тому, как вдруг набредаешь на золотую жилу!»{787} Для девочки, с раннего детства привыкшей чувствовать себя «одиноко» и настолько робевшей перед отцом, что подменяла разговоры с ним записками, это было бесценное и восхитительное открытие не только отца, но ещё и себя самой.

И на следующее утро за письмом Уинстону её сковывала отнюдь не боязнь обратиться к отцу. Просто ей хотелось сказать ему нечто слишком важное, что трудно облечь в слова. Она хотела, чтобы отец увидел и подержал в руках всё то, что именно означали для неё эти последние военные годы.

«Мой дорогой-дорогой-дорогой папа, – начала она. – Ты же не забудешь всё то, что говорил прошлым вечером, – о колонии Чартвелл? Правда? Нет на свете ничего милее, и там будет много-премного простора, и мы там могли бы и возделывать землю, и доить коров, и кормить цыплят, а ты бы нас созывал ударами в свою огромную рынду, когда хочешь нас повидать. А мы бы мигом всплывали к тебе наверх из наших коттеджиков <…> и проводили бы вечер все вместе – да и когда ещё нам будет по-настоящему лучше, чем такими вечерами?»

Затем она обратилась к горькому разочарованию результатами выборов. Хотя сам факт отказа страны и далее следовать за флагманом, проведшим её через бурю войны, и был шокирующим, Сара по-прежнему верила, что народ лично против её отца ничего не имеет. Она ещё раз повторила, что они просто истосковались по лучшей жизни и сочли изменение курса ключом к тому, чтобы её достигнуть. «Какие бы судороги их ни терзали, – снова убеждала она его, – я доподлинно знаю, что в их сердцах ты всё так же занимаешь столь же высокое место, как и раньше». Пребывание бок о бок с ним в эти последние годы принесло Саре величайшую в её жизни радость, но в данный момент Сара меньше всего думала о себе. Она считалась только с отцом и заботилась исключительно о нём. Самым важным для неё стало то, что он всегда будет занимать наивысшее место в её сердце.

«Ты же помнишь твоё собственное высказывание: “На войне – решимость, при мире – добрая воля, при победе – великодушие, при поражении – непокорность”, – ну так вот ты мне вчера преподал великий урок, и я поняла, что правильно будет: “при поражении – юмор!” – написала она. – Другая вещь, которая теперь у меня крутится в голове безостановочно, – это отрывок из моей любимой молитвы: “Давать, с ценою не считаясь, / Сражаться, позабыв о ранах, / Трудиться, не ища покоя, / Работать, не спросив награды…”.[87] – Ведь это же просто твой послужной список за годы войны».

Все эти озарения стали для Сары наградой за военные годы, проведённые бок о бок с отцом. Война вознесла её из нижней точки её жизненного пути к вершине мира, но что было для Сары на порядок значимее светских банкетов, путешествий на край света, доступа к закрытой информации или шанса лично встретиться с лидерами, чьи имена надолго останутся в истории – война помогла ей выстроить отношения с отцом.