Дочки-матери, или Во что играют большие девочки (Сборник)

Наверно, надо было бы и мне поехать на Красную Пресню к Дому Правительства РСФСР, но, честно говоря, я боялась, что не выдержу и не хотела ставить под угрозу поездку Веры и мою к тебе. Чувствовала себя неуверенно – перед этим были тяжелые дни – с понедельника 5-го по 13-е, когда я почти каждый день ездила к Марусе, дежурила с субботы 11-го на 12-е у нее, и видела быстрое развитие ее ужасной болезни (меланомная болезнь – рак клеток костного мозга и сосудов). 17-го, в субботу, ее похоронили.

Они обе – и мама, и бабушка – все время о ком-то заботились: сидели у больничных коек, выхаживали стариков, помогали доставать лекарства, улаживать похороны. У них это было в крови, возможно, передалось от акушерки Марии Абрамовны и, миновав меня, досталось и Алеше. Он стал медбратом – яркая профессия в дни пандемии, когда я пишу эти комментарии.

Очень часто у меня болело сердце, и я побоялась идти на площадь к Белому дому. Я не буду тебе рассказывать о всех событиях этой недели – жить некогда, невозможно оторваться от моих трех приемников (ВЭУ, «Олимпик» и трехпрограммник) и телевизора. И сейчас еще все новые и новые сообщения, события. Вчера были похороны трех погибших в ночь с 20 на 21 августа.

Сейчас я поняла (с помощью Веры), что писать и посылать это письмо с Натальей (твоей испанкой, живущей у Веры) нет смысла. Оно дойдет не намного раньше, чем мы будем у вас. Поэтому я возьму его с собой и привезу газеты, в которых все изложено полней и глубже. Сейчас у всех моих друзей и знакомых – радостное, приподнятое настроение и вместе с тем – есть опасения, сомнения в прочности достигнутого в нашей непредсказуемой стране. Все повторяют призыв Фучика: «Люди, будьте бдительны!» Обнимаю тебя и целую, а ты поцелуй за меня малыша. Сегодня ему уже 23 дня! Береги и себя и его. Будьте все здоровы и счастливы. Привет и поздравления Карлосу, Пилар и Пабло. Приеду, буду учить испанский. Твоя Ба (ПраБа)

Я давала тогда частные уроки русского. Из своих учеников я вспоминаю одного, чье имя я напрочь забыла, зато в памяти осталась кличка – Тортуго, от tortuga, «черепаха». Это был сеньор лет сорока с небольшим, он жил один в собственном доме в престижной, так называемой высокой, зоне. На занятия к нему я ездила с молокоотсосом, поскольку еще кормила Алешу. В нижнем полуподвальном этаже Тортуго держал дендрарий с черепахами, игуаной и змеями, некоторые из его питомцев, как он мне рассказал, были запрещены к ввозу в Испанию. Запах мне был знаком по лаборатории в бабушкином институте. Сам по себе Тортуго был тихий, невысокий, лысый мужчина с овальными глазами. Он был вежливый и честный, но я его очень боялась: еще нося Алешу во чреве, я посмотрела «Молчание ягнят», которое нагнало на меня такого страху, что, пока я носила, а потом кормила младенца, я то и дело вспоминала отдельные эпизоды фильма и теряла покой. Перед моими глазами стояла картина, где Джоди Фостер в кольцах инфракрасных очков маньяка нашаривает пустоту в темно-зеленом подвале с аквариумом, порхающими мухами-убийцами и брошенной в подвал девушкой.