Частные уроки прекратились, когда я нашла постоянную работу, и я едва могу вспомнить своих многочисленных учеников: благородные англичане, платившие даже тогда, когда урок пропадал по их вине, нахальные каталонцы, норовившие урвать дармовые минуты общения на русском или отменявшие занятия в последний момент, прилежный Тортуго, одиноко проживавший в дорогом доме с ползучим миром под ногами. Вот и Наталью – восемнадцатилетнюю каталонскую блондинку с русским именем – я вспомнила лишь теперь, благодаря бабушкиному письму: весь этот ненормальный диковинный мир, в котором я очутилась, не был сном, он действительно существовал. Из кромешных глубин родовых корней, на фоне танков, ящериц и Пиренейских гор появился мой сын, которому уже почти 30 лет – столько же, сколько и родившейся тогда стране. Во главе ее возлежит, свернув кольца, страшный дракон, и кажется, что никакие горы никого не укроют от него. Теперь моя очередь неотрывно следить за тем, что происходит в России. А мама, уже ставшая старше бабушки, по-прежнему фантазирует, по-прежнему веселится по любому поводу и видит
Гелия Певзнер. Была у великой богини дочь[20]
Моя мама – храбрая женщина. Вот например. В детстве мне казалось, что я древний грек. У меня было подходящее имя. На мой взгляд, оно доказывало родство с некоторыми высшими силами. На углу Онежской и Фестивальной улиц, куда нас выселили с улицы Щусева, ныне Гранатного переулка, мне очень нравилось. Среди брошенных деревянных домов я жгла костры и сыпала в них пшенную крупу, взятую из пакета в кухонном шкафу. Я была уверена, что моим бессмертным предкам нужны подношения. Вокруг покинутых домов цвели вишни и яблони. Делали они это с завидным упорством, свойственным дриадам. Разбивших эти сады жителей боги явно переселили на неведомый остров, как часто делали и раньше. Только боги могли сделать так, что целая деревня бесследно исчезла, оставив после себя весь нажитой скарб, фотографии, репродукции из «Огонька» на стенах, огороды и цветущие яблони. В первый класс мама повела меня по тропинке между садами и хрущевскими новостройками. Листья были желтыми, Деметра вместе с дриадами уже грустила по дочери. Навстречу нам вышла старуха Цирцея, погоняя палкой бедного спутника Одиссея, превращенного в замызганную свинью. Кто, как не мама, мужественно встал между мной и злой колдуньей, пробивая мне путь к образованию.
Наше домашнее устройство вполне соответствовало иерархии, почерпнутой мной из синих мифов Куна. Сейчас я живу в сандвиче из мамы и дочери, но тогда это был простой советский бутерброд из двух компонентов. Для себя я не предполагала материнства. У моих любимых богинь никаких детей не было. Не обременили себя потомством ни Афина, ни Артемида. Меня вполне устраивала такая жизнь, в одном случае можно было потрясать сверкающим копьем, в другом – бегать с псиной сворой в лесах, на свободе. Остальных родственников я тоже с легкостью распределила по Олимпу и окрестностям. Отец был, понятно, Зевс, еврейские глаза навыкате вполне могли метать молнии. Плохо обстояло дело только с мамой. У греков, как оказалось, материнство было сопряжено со множеством неудобств, а матери были одна тоскливее другой.
Понятие архетипа мне было пока не известно, миф можно понять только снаружи, а я жила внутри. Туда кроме меня вмещался вид из окна, речка Лихоборка, брошенное кладбище с пластиковыми цветочками, летние поездки к морю, деревья, свинья, старые вырезки из газет, школа, ключ на шее, пшенка из шкафа, коробок спичек. Мама была исключением. Она не подходила ни под одного из персонажей. Я листала Куна в поисках подходящих матерей. Не могла же я, в самом деле, сделать ее Ниобой. Посмотрите на эту несчастную с выводком детей. Все погибли, ни одного не осталось, и все из-за обычной женской зависти. Одна подруга обиделась на другую, и вот пожалуйста, глупость какая. Ниобу было жалко, но не очень, зачем хвасталась этими своими детьми. Теперь, хотя на Венере есть долина Ниобы, им от этого не легче.
Одно время я присматривалась к Деметре. Богиня мне нравилась своим высоким положением. Хорошо заведовать пашнями и цветущими яблонями. Когда ее дочь Персефону уволок к себе властитель царства мертвых, мать чуть не погубила весь мир – ни одна вишня или яблоня в нашем Химки-Ховрино не приносила плодов. Богине удалось заставить зятя отдавать ей дочь на шесть месяцев в году. Смена времен года зависела от ее настроений. Да, Деметра, пожалуй, подошла бы. У мамы тоже были свои настроения.
Но от Деметры пришлось отказаться – ведь тогда мне выпадала роль Персефоны. Я бы даже с удовольствием спустилась под землю и посмотрела на лодочника и трехголовую собачку, сторожившую вход, но покорная Персефона, которую водили туда и обратно, как послушную Женю из соседнего подъезда, – нет, это было не для меня.