Мы подносим его к зеркалу, и он сразу успокаивается. На удивление верное средство – и я тоже теперь так делаю. Но все же, конечно, непонятно, что он там вообще видит – совсем не очевидно, что себя и даже раздваивающихся нас. А я тебя подносила к окну: расстроишься или ушибешься – сразу туда, к стеклу наружу, неважно, что за ним – и ты мгновенно успокаивалась. И это тоже довольно удивительно.
Мне немного жалко его – как стремительно он осваивает наше, по эту сторону, все эти готовые скрепки, все эти показанные ему уже собранными
Похоже, это последние дни его
Я прочитала фразу «You are marching to the beat of your own drummer»[26]
и сразу подумала о нем, чей полутораязычный словарь ты на днях уместила в две плотные колонки на одном листе, кто выбирает карандаш правой, а рисует и держит яблоко левой. Но фраза эта отозвалась не просто какой-то – очевидной – «Никогда не знаешь, что больше всего вдруг поразит в ускоряющихся метаморфозах двухлетнего. Не слова, вдруг сворачивающиеся в рулончики коротких (прямых, без экивоков, как у нас) фраз, и даже не новые оттенки в быстро развивающемся чувстве юмора, а простые вещи: что вот, например, сегодня вечером, отправляясь спать, впервые поднимался по лестнице, не приставляя, как старичок, ногу к ноге на каждой, как раньше, а поступательно, хоть еще осторожно, переступая – по одной ноге на ступеньку. И это отчего-то тронуло так сильно.
Я ленюсь, записываю все реже. Но не отражает ли это и его жизнь, со все меньшей ценностью каждого отдельного дня.
Из всего, что говорит двухлетний, меня больше всего занимает одна часто повторяющаяся фраза (показывая на окно, отчетливо, радостно, иногда торжествующе, иногда восхищенно): «It’s dark outside!»[27]
Он научился ей, уже готовой (потому что вариаций пока нет), и не у нас, а у кого-то нам неизвестного. Ясно, что для него тут дело не столько в словах (хотя ему приятно их произносить), сколько в этом повторяющемся феномене. А почему это эта заоконная темнота так для него важна – я не знаю, и не хочу проецировать собственную об этом московскую память. Однажды он сказал эту фразу как-то неуверенно, вопросительно, показывая на сгущающиеся сумерки, а потом что-то пробормотал про light[28], и тогда я торжествующе поделилась с ним любимым словом twilight[29].Я пришла. Раскрыл руки – объятье! Откуда он знает, что так делают, никогда не видев (ты сказала, что вроде не видел)? Он смотрит мне глаза в глаза – я смутилась впервые и подумала: а что он сейчас думает? Прямо Бубер какой-то или Левинас.
«Поэтому перс Эвант, излагая философию халдеев, пишет, что у человека нет собственного природного образа, но есть много чужих внешних обликов. Отсюда и выражение у халдеев: человек – животное многообразной и изменчивой природы». Мирандола, «Речь о достоинстве человека».
Ты сказала тогда, два года назад, что картинка на ультразвуке – проявление очертаний, появление ресниц – вызвала в тебе впервые в жизни что-то похожее на религиозное чувство,
Он скоро будет читать сказки и узнает и вот об этих
Это надо ж – как раз в твой день рождения, пока мы с тобой отмечали его в городе – в антракте включили телефон, а там сообщение: