Дочки-матери, или Во что играют большие девочки (Сборник)

Бабушка Шура взяла меня на воспитание в мои семь месяцев. Она приехала в город Омск, где работали в театре мои родители, когда выяснилось, что нянька дает ребенку толику свекольного самогона, чтобы днем спала, а не орала. Шура провела неделю в гостях у дочери и забрала меня в Москву. Было ей 50 лет, дома ее ждали четырнадцатилетняя дочь-школьница и муж, вынужденный выйти на пенсию с любимой работы – из-за туберкулеза глаз почти пропало зрение. У самой Шуры были проблемы с лишним весом и плохое здоровье. Она до того никуда одна не ездила, очень боялась путешествий, особенно страшно было везти маленького ребенка, но что тут сделаешь, надо. В Омске дочь с зятем посадили на поезд, в Москве муж встретил, но тревожность не оставляла – ребенок не свой, за здоровье и безопасность надо отвечать перед родителями. Моя мама отдала своей матери ребенка не с легкой душой – но творчество, но призвание, но долг советского человека, но благо народа, достойного и в Сибири высокого театрального искусства… Тем более что условия лучше в Москве, там и врачи, и квартира с центральным отоплением и газом, и столичное снабжение. Деньги на мое содержание высылались исправно, постоянно приходили и посылки с подарками, в обмен отправлялись частые подробные письма, которые с лупой писал слепнущий дед. Шура писать тоже умела, однажды даже показала мне, как надо это делать, – почерк почти детский, старательно округлый, – но никогда ничего не писала. Читать читала, сначала мне детские книжки, потом деду вслух воспоминания Федора Шаляпина. Школу она окончила только начальную, получила и диплом с отличием курсов кройки и шитья какой-то известной московской портнихи, и потом именно ее ришелье висело на витрине этих курсов на Кузнецком Мосту. Знала несколько слов по-французски. Но на этом достижения в образовании и закончились.

Однажды мы с бабушкой – мне было лет пять – поехали в обувной купить мне тапочки. На остановке, когда бабушка подсаживала меня в троллейбус вперед ногами, двери внезапно закрылись, водитель, не глядя, тронулся с места. Моя нога, зажатая дверями, осталась в троллейбусе, и грузная бабушка побежала, держа меня под мышками. Пассажиры закричали, двери открылись. Мы, конечно, никуда уже не поехали, вернулись домой, я со ссадиной на щиколотке была отправлена в постель, бабушка пила валокордин. Больше мы с ней никуда одни не ездили. То есть, считали мы с дедом, с вызовами жизни она справлялась плохо.

Больше всего бабушка Шура любила спокойную, кропотливую, не требующую физической нагрузки работу – укладывать белье в ящики комода, перебирать крупу, выдавливать косточки из вишни. Стоять ей было трудно – с возрастом растолстела до 62-го размера, старалась больше сидеть или лежать. А в юности была высокая, с ровными прямыми ногами, тонкой талией, видная, как статуя спортсменки с веслом. Выйдя замуж, она очень старалась хорошо выполнять свои обязанности жены, делала все, чтобы было как надо: хорошая мебель, добротная еда, чистота и порядок. Готовила обеды, отоваривала карточки, стирала белье. Уже в эвакуации ее однажды отправили на работы – на уборку винограда, и моя мама вспоминала, как они с отцом поехали ее навестить. Оказалось, что Шура – передовик, что собирает винограда больше всех, и моей маме тогда подумалось, что она впервые видит свою мать гордой и счастливой. Шура про это никогда не вспоминала.

Когда я была маленькой, все проблемы семьи уже решал дед Гаврила Иванович, после его выхода на пенсию на него постепенно был перекинут почти весь наш еще не автоматизированный быт. Хотя, сколько я себя помню, в доме был холодильник, пылесос, полотер и даже стиральная машина ЗИС, белье из которой нужно было после каждой операции вынимать щипцами и отжимать через валики: ручку крутил дед – бабушке было тяжело. Ручку мясорубки тоже крутил дед – мужская работа.

Но готовила бабушка Шура – каждый день полный обед на четверых, завтрак и ужин, не разносолы, но все питательное и свежее. Когда меня привезли из Омска, дедом была куплена только что вышедшая книга «Детское питание» (красивая кремовая обложка, я потом любила разглядывать картинки), но бабушка, по-моему, ее рецептами никогда не пользовалась. Продукты были простые. Специй не водилось, кроме соли и лаврушки. Стирка-уборка-готовка – так прошла ее жизнь, двое дочерей с разницей в четырнадцать лет плюс я, родившаяся еще через четырнадцать. Был бы у нее и сын, но на середине беременности, еще перед войной, Шура на улице попала под грузовик, толкнул он ее слегка, ничего не сломав, но на шестом месяце скинула. Сама она признавалась, что очень любит младенцев – маленьких, беспомощных, еще не имеющих своей воли.