Доктор Гарин

– Господи, сколько боли и страдания в нашем мире! – сокрушённо покачал головой Савва, почесал увесистые тестикулы, залез на полок и прикрыл голову руками:

– Токмо по охлупью!

Другая банщица занялась им.

Сев на лавку, Маша с наслаждением опустила ноги в липовую шайку с тёплой водой.

– А где же остальные? – спросила она подробно и спокойно моющуюся Ангелу.

– Восьмёрка никогда не любила баню, вы же знаете, – ответила та, намыливая мочало.

– Давно вы на Алтае? – спросил Гарин графа.

– Со Второй войны.

– Давненько…

– Да, мне тогда было двадцать восемь. А теперь – пятьдесят два.

– И мне пятьдесят два.

– Не может быть! Это нужно будет отметить.

Дверь открылась, и в парную вошла голая, высокая, хорошо сложенная дама средних лет. Вслед за ней вошла девушка банщица с букетиком сухой лаванды и банными принадлежностями.

– Здравствуйте, господа! – произнесла дама приятным грудным голосом.

Ей ответили.

– Душа моя, ты не выдержала и решила-таки присоединиться? – воскликнул Савва, приподнимая голову.

– Я решила-таки присоединиться, – улыбнулась женщина. – Баня – лучшее место для знакомства.

– Господа, моя жена, Анна Леонидовна, – представил даму Савва.

– Очень приятно, – встал и поклонился голый Гарин. – Гарин Платон Ильич.

Маша, Пак и Ангела представились вошедшей.

Дама села на лавку, положив ногу на ногу, поправила распущенные по плечам рыжеватые волосы:

– Русские гости для нас как алтайский бальзам. Вы пришли с гор?

– Да. – Гарин обеими ладонями вытер пот с обвислых щёк.

– За трапезой я засыплю вас вопросами. Вас уже выпарили?

– Нет ещё.

– Даша, займись нашим гостем. Полезайте на полок, Платон Ильич, пока крут парок.

– Пар бане не в тягость, – ответил Гарин и тяжело полез на полок.

Едва он лёг, как Даша выхватила веник из лохани, тряхнула им над каменкой и принялась сильно охаживать Гарина.

– И вы все врачи? – Анна Леонидовна посмотрела на Машу.

– Да. – Маша сидела, откинувшись на деревянную стену.

– И почему же вы ушли с гор? Там же так красиво.

– Аня, там началась война. Взорвали ядерную бомбу! – ответил граф.

– Что ты говоришь?! – с удивлением покачала головой она, расширяя красивые серые глаза.

– Они беженцы.

– Бедные… – вздохнула Анна Леонидовна.

– Всё, всё, всё! – закричал Савва и пополз с полка вниз. – Ледяной!

Девушка отбросила веник и окатила его водой.

– Terror antiquus! – выкрикнул он.

– Поосторожней, друг мой, – улыбнулась Анна Леонидовна.

Граф лёг на место брата, и банщица занялась им.

– Радость, радость через страдание… неизменно и бесповоротно… – бормотал Савва. – Всё! Пойду поплаваю.

Он вышел из парной и с криком “Аллилуйя!” бултыхнулся в бассейн. Пак слезла с полка и тоже кинулась в бассейн.

– Барыня, просим! – улыбнулась Маше мокрая от пота банщица, указывая веником на освободившийся полок.

– Благодарю, я не большая любительница, – проговорила Маша. – Лучше вымойте меня.

– Извольте! – Положив веник, банщица взяла мочало, намылила и занялась Машиным телом.

– Отчего не паритесь? – спросила графиня. – Сердце? Давление? L-harmony?

– У меня с парной связано одно плохое воспоминание. – Маша с удовольствием отдалась в руки опытной банщицы.

– Интимное, – понимающе вздохнула графиня, колыхнув красивой полной грудью.

– Не интимное, а трагическое.

– Извините.

– Не стоит извинений, графиня. Это история моего покойного отца. На Второй войне он потерял руку и глаз, подорвался на живой мине. Китайцы их тогда только стали делать – стонущие раненые русские солдаты, бормочущие одну фразу: “Братцы, помогите, я ранен”.

– “Я ранен разрывной”, – уточнил граф.

– Да, да, точно. К ним подходят помочь, а они взрываются. Живые мины.

– Видел, и не раз. Их китайцы принялись делать сразу после Первой войны. На всех фронтах валялись. Даже на московско-рязанском…

– Мы жили тогда в ДВР, в своём маленьком доме, – продолжала Маша. – И у нас была банька. Вернувшись с фронта, отец сразу захотел туда. Мы все пошли – мама, я и братишка. И мама стала его парить веником. Он нам рассказал, что осенью в окопах под Воронежем ему вши выжрали спину. Эта фраза на нас с братишкой произвела страшное впечатление, мы думали, что у папы не только руки и глаза, но и спины нет, там одни кости, мы боялись смотреть в бане на него голого. Но потом я глянула и увидела – спина на месте. А мама парила его спину, сильно, а он всё просил: ещё, ещё, пока зуд не пройдёт. Это длилось долго, мы с братцем вышли, нам стало жарко. А когда потом после бани стали пить чай, папа упал и его разбил инсульт. Прожил он ещё четыре года, но ходил с трудом. И мама не могла себе простить той бани. Она его перепарила.

– Маша, это случилось необязательно от бани, – закряхтел Гарин, отдуваясь и слезая с полка.

– Absolument! – согласился граф, переворачиваясь на спину.

– Возможно. Но с тех пор я не парюсь.

– Маша, вы замужем? – спросила графиня.

– Нет пока.

– Родные живы?

– Братцы. Я их не видела три года. Мамы уже нет.

– Братья по-прежнему в Дальневосточной?

– Один там, другой где-то. Он постоянно переезжает с места на место. Как и я.

– Мы все – перекати-поле, – добавил Гарин, направляясь в бассейн.