Доктор Торн объяснил, что, несомненно, мистер Рирчайлд мог бы уехать, если бы сам того захотел, но один доктор ни в коем случае не должен указывать другому на дверь, поэтому мистер Рирчайлд получил позволение разделить лавры ночного дежурства.
Тем временем пациент оставался неподвижным и бессловесным, но вскоре стало ясно, что природа концентрирует силы для последнего краткого улучшения. Время от времени сэр Роджер стонал и бормотал, словно приходил в сознание. Казалось даже, что он пытался что-то сказать, а потом и вовсе очнулся, во всяком случае, для страдания, и доктору Торну показалось, что конец откладывается на неопределенный срок.
– Восхитительно сильный организм… Не так ли, доктор Торн? – обратился к коллеге мистер Рирчайлд.
– Да. Сэр Роджер всегда был сильным человеком.
– Силен как конь, доктор Торн. Боже мой, каким он мог бы быть, если бы дал себе шанс! Вы, конечно, отлично знаете его конституцию.
– Да, достаточно хорошо: наблюдаю его на протяжении многих лет.
– Полагаю, пил, не зная меры?
– Да, Скатчерда трудно назвать умеренным человеком.
– Рассудок полностью отключен. Полагаю, что слизистая желудка также серьезно пострадала. И все же как упорно борется за жизнь! Интересный случай, не находите?
– Очень грустно видеть разрушенным столь мощный интеллект.
– Очень, очень грустно. С каким острым интересом Филгрейв принял бы участие в консилиуме! Он умный человек, Филгрейв. Конечно, в своем роде.
– Не сомневаюсь, – поддержал коллегу доктор Торн.
– Не то чтобы ему удалось предложить какой-то радикальный метод лечения. Видите ли, он… не совсем идет в ногу со временем, если можно так выразиться.
– Но располагает чрезвычайно обширной провинциальной практикой, – добавил доктор Торн.
– Да, это так. И сумел заработать кучу денег, наш Филгрейв. Полагаю, сколотил капитал фунтов в шесть тысяч. Для такого маленького городка, как Барчестер, сумма огромная.
– Да, действительно немалая.
– Постоянно твержу Филгрейву: держи глаза открытыми. Учиться никогда не поздно, то и дело возникает что-то новое, полезное. Но нет, он отказывается верить. Не может признать, что новые идеи способны оказаться полезными. А ведь человек не должен останавливаться в получении знаний. Не так ли, доктор Торн?
Их снова вызвали к пациенту.
– Держится прекрасно, прекрасно, – заверил мистер Рирчайлд леди Скатчерд. – Можно надеяться, что прорвется. Есть надежда, не правда ли, доктор Торн?
– Да, прорвется, но сколько времени займет борьба – трудно сказать.
– Да-да, что-то предвидеть очень трудно. Никакой уверенности нет. И все же больной держится замечательно, леди Скатчерд, особенно если учесть сопутствующие обстоятельства.
Когда они снова остались вдвоем, мистер Рирчайлд спросил нового друга:
– Какой срок вы ему отведете, доктор? Дней десять? Самое большее две недели. Но, думаю, десять дней продержится.
– Возможно, – пожал плечами доктор Торн. – Не возьмусь рассчитывать отпущенное судьбой время вплоть до дня.
– Нет. Конечно, нет. Точно сказать нельзя, но полагаю, что десяти дней для выздоровления хватит…
– Об этом не может быть и речи, – мрачно возразил доктор Торн.
– Да-да, конечно. Слизистая желудка полностью разрушена. Сознание также разрушено. Вы обратили внимание на перипорит? Мне еще никогда не доводилось видеть железы такими распухшими. Когда железы распухают до такой степени…
– Да, симптом выражен чрезвычайно ярко. Так всегда бывает, когда паралич вызван злоупотреблением спиртным.
– Всегда, всегда. Я постоянно это отмечал. В подобных случаях железы неизменно распухают. Очень интересный случай, не правда ли? Жаль, что Филгрейва здесь нет. Но, кажется, вы с Филгрейвом… А?
– Не очень, – ответил доктор Торн. Вспомнив последний разговор с доктором Филгрейвом и его необузданный гнев, когда стоял в холле, он не смог сдержать улыбку, хотя сцена была и не очень веселой.
Ничто не могло заставить лечь леди Скатчерд, но оба доктора согласились отдохнуть, причем каждый устроился в отдельной комнате рядом с той, где лежал пациент. Разве при такой охране с сэром Роджером могло что-то произойти?
– Он держится прекрасно, леди Скатчерд, прекрасно! – заверил даму мистер Рирчайлд напоследок, прежде чем выйти из спальни больного.
А потом доктор Торн взял бедную женщину за руку, увел в другую комнату и сообщил правду.
– Леди Скатчерд, – начал он самым нежным голосом (при необходимости голос его мог звучать очень нежно), – оставьте надежду. Было бы жестоко вводить вас в заблуждение.
– О, доктор, доктор!
– Моя дорогая, поверьте: надежды нет.
– О, доктор Торн! – повторила женщина, в панике глядя в лицо собеседнику и с трудом понимая истинный смысл слов, до такой степени притупились чувства и мысли.
– Дорогая леди Скатчерд, разве не будет лучше, если я скажу вам правду?
– Да, наверное. О да! Ах! Ох! – Она поднесла к глазам край фартука и принялась раскачиваться в кресле. – Что мне теперь делать? Что делать?
– Обратитесь к нему, леди Скатчерд, к тому, кто способен сделать огромное горе выносимым.