Только блеск тот был нервный, даже судорожный, если не отвратительный. Те самые юноши, которые в Итоне с аппетитом уплетали оплаченные отцом Луи Филиппа обеды и с удовольствием катались на его четырехвесельной лодке, сейчас, облачившись в студенческие мантии Кембриджа, отказывались с ним общаться. Они по-прежнему, если не больше, чем в школе, любили шутить, разыгрывать друг друга и даже хулиганить, но теперь благоразумно считали, что следует придирчиво выбирать товарищей по развлечениям, поэтому бывшие приятели по Итону смотрели на Луи Филиппа Скатчерда с отстраненной холодностью.
И все-таки молодой Скатчерд сумел найти в Кембридже друзей, что неудивительно: с помощью богатства можно приобрести все, что угодно, в том числе и товарищей. Правда, те, с кем он жил и общался в колледже, считались худшими студентами. Это были настоящие лоботрясы, которых интересовали разве что скачки на ипподроме – они даже одевались как жокеи. В таком окружении молодой Скатчерд процветал настолько, насколько позволяли обстоятельства. Надо заметить, что отец, в Итоне во всем поддерживавший сына, теперь попытался его контролировать, но это оказалось не так-то легко. Ограничение в средствах приводило лишь к тому, что Луи кутил в долг. Многие с готовностью предоставляли кредит сыну миллионера. В результате после полутора лет испытания университетским образованием сэр Роджер Скатчерд был вынужден забрать сына из Кембриджа.
Что же оставалось? К сожалению, любые попытки дать возможность молодому человеку самому зарабатывать на хлеб были сочтены излишними и отвергнуты. А ведь на свете нет ничего труднее, чем правильно воспитать юношу, не обладающего устойчивым положением среди себе подобных, у которых нет необходимости работать. Молодые герцоги и начинающие графы находят место в жизни с такой же легкостью, как потомственные священники и адвокаты. Для их профессионального определения существуют необходимые условия, и хотя порой некоторые аристократические отпрыски выбиваются из почетного строя, у них все равно есть возможность вернуться на круги своя. То же самое можно сказать о молодых людях типа Фрэнка Грешема. В обществе вполне хватает подобных ему сыновей благородных, но обедневших семейств, чтобы задуматься и позаботиться об их благоденствии и процветании. А вот таких, как Луи Скатчерд, среди нас не так много, а вступают в реальную жизненную битву с правильной установкой и под надежным руководством и вовсе единицы.
Обремененный многочисленными железными дорогами, сэр Роджер не располагал достаточным временем, чтобы глубоко вникать в проблемы сына, но интуитивно многое чувствовал. Глядя в бледное лицо юноши, оплачивая бесконечные винные счета и слушая полные страсти разговоры о скачках, отец догадывался, что не все идет гладко, понимал, что наследнику титула баронета и состояния в триста тысяч фунтов следовало вести себя более ответственно. Но что же он мог сделать? Следить за мальчиком самостоятельно сэр Роджер был не в состоянии, а потому нанял ему наставника и отправил за границу.
Вместе с воспитателем Луи доехал до Берлина: нет необходимости описывать степень взаимного удовлетворения путешественников. Достаточно сказать, что из Берлина сэр Роджер получил письмо от наставника: обнаружив, что не имеет влияния на подопечного, тот категорически отказался исполнять взятые на себя обязательства, а спокойно наблюдать за безнравственным образом жизни мистера Скатчерда совесть не позволила. Луи Филипп покидать Берлин не желал, а потому сэру Роджеру пришлось бросить огромный правительственный заказ на южном побережье и отправиться в Германию, чтобы попытаться привести отпрыска в чувство.
Надо заметить, что тот вовсе не был глуп, а в некоторых отношениях даже превосходил отца рассудительностью и хитростью. В гневе сэр Роджер пригрозил оставить сына без единого шиллинга, но Луи Филипп на это с беспримерным нахальством заявил, что изменить порядок передачи титула невозможно, затем пообещал исправиться, хотя другие состоятельные молодые люди живут так же. Отец и сын вместе вернулись в Боксал-Хилл, а спустя три месяца сэр Роджер обосновался в Лондоне.
Наследник не стал вести себя более целомудренно – просто теперь лучше скрывал свои похождения. Наставника не было, чтобы следить за ним и докладывать обо всем отцу, зато хватало здравого смысла, чтобы не доходить до полного финансового краха. Да, он вел такую жизнь, при которой мошенники и шулера часто имели возможность использовать богатенького простака, но уже достаточно долго вращался в свете и знал, как не допустить, чтобы его обобрали до нитки. А поскольку до открытого грабежа дело не доходило, отец в некотором смысле даже гордился сыном.