Доктор Торн

И пока они лились, сами собой складывались подробные воспоминания о жизни. Они уже почти завершились, но больной протянул на четыре дня дольше, чем можно было ожидать, так что автор некролога получил дополнительное время для работы. В наши дни человек – никто, если его биография не готова заранее, чтобы наутро после кончины не появиться за завтраком в утренних газетах. Если случается так, что герой покидает нас неожиданно, в расцвете дней и даже самые дальновидные журналисты не догадываются о внезапном уходе, могут возникнуть трудности, а что касается людей зрелых, по законам природы готовых упасть под безжалостным серпом, то активному писаке не составляет труда заранее составить биографию и положить в ящик стола. Но с точки зрения вездесущей и всеведущей информации все усопшие должны получить свои некрологи одинаково быстро. Да, в некоторых случаях это бывает нелегко, и все же всякий раз задача каким-то образом решается.

Некролог сэру Роджеру Скатчерду получился весьма подробным и познавательным. В складно написанном тексте говорилось об успешном жизненном пути; о том, как трудолюбие и талант преодолели трудности скромного происхождения и недостаточного образования; о том, как усопший встал в один ряд с великими людьми Англии, как его приветствовала королева, а аристократы с гордостью принимали в своих дворцах.

Затем следовал перечень великих деяний почившего: список построенных им железных дорог, каналов, доков, гаваней, тюрем и больниц. Имя героя называлось в качестве примера для трудящегося класса соотечественников, а сам сэр Роджер Скатчерд представал человеком, жившим и умершим счастливым – неизменно счастливым, потому что неизменно работавшим. Таким образом, гражданам был преподнесен важный моральный урок. Короткий абзац был посвящен появлению сэра Роджера в парламенте, и несчастный мистер Роумер в тридцатый раз претерпел осуждение как лишивший наш законодательный орган незаменимого содействия сэра Роджера Скатчерда. В заключительных строках некролога говорилось:

«Сэр Роджер обладал железным организмом, но даже железо поддается многочисленным ударам молота. В последние годы он так перегружал себя работой, что тело в конце концов не выдержало, хотя ум оставался ясным до последней минуты. Достойный соотечественник и честный гражданин покинул нас в возрасте всего пятидесяти девяти лет».

Итак, жизнь сэра Роджера была подробно описана вплоть до завершения, в то время как слезы бессилия и разочарования еще увлажняли подушку в Боксал-Хилле. Жаль, что герою не отправили корректуру. Трудно представить человека более тщеславного: сэр Роджер Скатчерд был бы чрезвычайно рад узнать, что потомки станут говорить о нем в столь возвышенных выражениях.

Больше сэр Роджер не совершал попыток серьезно поговорить с сыном ввиду их очевидной бесполезности. Старый умирающий лев чувствовал, что львиная сила его покинула и он оказался во власти молодого зверя, которому вскоре предстояло унаследовать богатство леса. Но доктор Торн отнесся к больному с большей добротой: сэру Роджеру еще было что сказать о мирских надеждах и заботах, и верный друг не остался глух к последней воле умирающего.

Желание и способность поговорить посещали сэра Роджера по ночам. Дни проходили почти в коматозном состоянии, однако ближе к вечеру больной оживлялся, а к полуночи наполнялся судорожной энергией. И вот однажды, лежа без сна, но с переполненным мыслями сознанием, он открыл доктору Торну сердце.

– Наверное, вы помните, о чем говорилось в завещании, – произнес баронет.

– Да, и страшно ругаю себя за то, что снова не попытался убедить вас изменить расклад. Вы так внезапно заболели, Скатчерд, а потом, когда стало немного легче, не хотелось рассуждать на эту тему.

– С какой стати его менять? Хорошее завещание, лучше трудно представить. К тому же после нашего разговора я кое-что поправил – сразу, как только вы уехали.

– Назвали конкретного наследника после Луи?

– Нет… то есть да. Сделал это раньше. Написал о старшем ребенке Мэри и здесь ничего не изменил.

– Но, Скатчерд, вы должны изменить.

– Делать этого не стану, но скажу, какие внес поправки. Я приписал постскриптум – кодицил, или дополнение, – где указал, что вы и только вы точно знаете, кто является старшим ребенком сестры. Уинтербонс и Джек Мартин засвидетельствовали уточнение.

Доктор Торн вознамерился объяснить, насколько неблагоразумно такое распоряжение, но сэр Роджер не пожелал слушать, а хотел говорить о другом, поскольку не считал важным, кому именно достанутся деньги в случае ранней смерти сына. Его заботило благополучие Луи Филиппа. В двадцать пять лет наследник получал право составить собственное завещание и передать богатство, кому пожелает. Сэр Роджер не мог представить, что совсем скоро сын последует за ним в могилу.

– Не думайте о мелочах, доктор. Лучше давайте поговорим о Луи. Вы станете его опекуном.

– Нет, не опекуном: он уже достиг совершеннолетия.

– Да, но все же опекуном, так как состояние не перейдет к нему до двадцати пяти лет. Вы ведь не бросите моего сына на произвол судьбы?