Доктор Торн

– Да-да-да. Наверное. Ах, господи! Но, доктор Торн, ведь должен остаться какой-то шанс. Разве нет ни малейшего шанса? Доктор Рирчайлд говорит, что он держится хорошо.

– Боюсь, что шансов нет, никаких.

– Тогда зачем же эта болтливая сорока врет бедной женщине? Ах, доктор, доктор! Что мне делать? Что делать?!

Сломленная горем, несчастная леди Скатчерд разрыдалась, как обиженная школьница.

Разве муж сделал для нее что-то хорошее? Отчего она так по нему убивалась? Разве жизнь не стала бы легче и спокойнее, если бы причина всех неприятностей самоустранилась? Разве не превратилась бы она из рабыни в свободную женщину? Не смогла бы ощутить радость жизни? Совершил ли домашний тиран что-нибудь доброе или полезное? Что заставило ее рыдать в приступе глубочайшего горя?

Мы часто и много слышим о веселых вдовушках. Клеветнические шутки рассказывают, что жены нередко мечтают о вдовстве как об избавлении от семейных неурядиц, но шутки на серьезную тему преисполнены лжи. В своих повседневных разговорах мы привыкли приписывать другим пороки, в которых не замечены ни мы сами, ни наши соседи, ни наши друзья, ни даже наши враги. Любимым развлечением остается обсуждение сложностей супружеской жизни миссис Грин и сплетни о том, как миссис Янг подняла руку на благоверного. Но какое право мы имеем на суровые обвинения? Что видели на собственном жизненном пути такого, что заставило нас считать женщин дьяволицами? Возможно, время от времени кое-где встречается Ксантиппа, однако Имоджен можно найти под каждым кустом. Несмотря на выпавшую на ее долю тяжкую жизнь, леди Скатчерд оставалась одной из праведниц.

– Надо сообщить в Лондон, поставить в известность Луи, – посоветовал доктор Торн.

– Мы это уже сделали, сегодня, отправили телеграмму. Ах, боже мой! Бедный мальчик! Что он будет делать без отца? Я не смогу с ним справиться, не смогу!

С безутешными рыданиями и воплями несчастная женщина всю ночь раскачивалась, сидя в кресле и время от времени вставая, чтобы утешиться какой-нибудь мелкой работой в комнате больного.

Сэр Роджер провел ночь почти так же, как день, с той лишь разницей, что, казалось, постепенно приближался к сознательному состоянию. Утром наконец удалось убедить мистера Рирчайлда, что нет необходимости бросать практику в Барчестере на произвол судьбы. Около двенадцати доктор Торн также уехал, пообещав вернуться вечером и снова остаться в Боксал-Хилле на ночь.

Днем сэр Роджер пришел в себя и увидел стоявшего возле кровати сына. Луи Филипп Скатчерд – или просто Луи – был ровесником Фрэнка Грешема, но двух юношей менее сходной внешности трудно представить. Несмотря на то что и отец, и мать Луи были довольно крупными и крепкими, сам он ни ростом не отличался, ни телосложением. Фрэнк представлял собой образец здоровья и силы, но выглядел ничуть не старше своего возраста, а Луи Скатчерд казался года на четыре его взрослее. Сэр Роджер считал, что самый признанный и надежный способ вырастить из сына истинного джентльмена – это обучение в Итоне, и в пятнадцать лет отправил мальчика в элитную школу. Очень скоро Луи превратился в вожака молодых распутников, поскольку неизменно обладал значительной суммой карманных денег, а также выделялся нахальством и бесшабашностью. Луи очень быстро приобрел известность даже среди тех учеников, которые считали, что Скатчерд не годится им в товарищи, потому что всегда был первым в состязаниях по гребле или крикету. В этом отношении юноши не менее разборчивы, чем взрослые мужчины, и так же четко понимают разницу между внутренним и внешним кругами. Многие школьные товарищи Скатчерда с удовольствием отправлялись на его лодке в городок Мейденхед, но ни один из них не говорил с ним о своей сестре, если таковая имелась.

Сэр Роджер чрезвычайно гордился успехами сына и всякий раз, когда приезжал в Итон, старался стимулировать доброе к нему отношение щедрыми пожертвованиями церкви Крайстчерча. Но если практика плохо прикрытого подкупа не вызывала возражений у мальчиков, то отнюдь не пользовалась одобрением учителей. Надо заметить, что ни сам сэр Роджер, ни его сын так и не стали любимцами строгих блюстителей порядка. Наконец было решено при первой же возможности избавиться от обоих, и Луи не заставил долго ждать достойного повода, умудрившись дважды за неделю напиться. После второго случая его отправили домой, и впредь ни отец, ни сын не появлялись в школе, хотя разговоры о них продолжались еще долго.

Поскольку двери университетов оставались по-прежнему открытыми для Луи Филиппа, прежде чем ему исполнилось восемнадцать, юноша поступил на платной основе в колледж Тринити Кембриджского университета и как сын баронета, обладавший практически неограниченными средствами, на некоторое время получил возможность блистать среди студентов.