Доктор Торн

Несомненно, те же мысли – наряду со многими другими – посещали и Мэри, но вопрос прогресса перед ней не стоял, напротив: утешало сознание, что в настоящее время ее не заподозрят в действиях, враждебных клану Де Курси. Единственное, что она могла сделать, – это поведать дядюшке новости, которые тому следовало знать. Задача нелегкая, но взаимная любовь и забота делали ее вполне выполнимой. Предстояло совершить и еще один важный шаг: довести до сознания Фрэнка обстоятельства своего рождения. Это, решила Мэри, даст ему возможность при желании отказаться от своих слов. Полезно иметь право выбора.

А вот Фрэнку предстояло значительно больше хлопот. Прежде он заявил Беатрис, что не намерен скрывать свою любовь, и теперь решил воплотить план в жизнь. Отец заслуживал полного откровения, и Фрэнк, понимая, что невозможно жениться на бедной девушке без его согласия, был готов распахнуть перед ним душу. Больше того: он не был уверен, что это возможно даже с его согласия, но, по крайней мере, он обязан побеседовать с отцом, а уже потом принимать решение. Договорившись, таким образом, с самим собой, Фрэнк поставил черного жеребца в стойло и отправился к обеду в надежде, что после обеда они со сквайром смогут остаться вдвоем.

Да, после обеда удастся поговорить. Фрэнк поспешно переоделся, так как вошел в дом, когда уже звучал обеденный гонг. Он убеждал себя в неотложности беседы, но как только со стола исчезли мясо, пудинг и сыр, как только перед отцом возникли хрустальные графины, леди Арабелла пригубила свой кларет, а сестры съели клубнику, настойчивое стремление к беседе заметно притупилось.

Матушка и сестры, оставшись в столовой, содействия не оказали. С несвойственной ему настойчивостью Фрэнк попытался убедить леди Арабеллу выпить второй бокал кларета, но ее светлость не только отличалась умеренностью в привычках, но к тому же в данный момент очень сердилась на сына. Она догадалась, что тот все-таки съездил в Боксал-Хилл, и лишь дожидалась удобного момента для строжайшего перекрестного допроса, а сейчас холодно удалилась, забрав с собой дочерей.

– Дай мне самую большую ягоду, – попросила младшая сестра Нина из-под руки брата, указав на блюдо с крыжовником.

Фрэнк с радостью дал бы ей и дюжину самых крупных ягод, если бы девочка захотела, но, получив всего одну, малышка вылезла на свободу и убежала.

Тем вечером сквайр пребывал в отличном настроении, по какой причине, здесь не место объяснять. Возможно, ему удалось получить новый заем, тем самым сбрызнув несколькими каплями воды вечную пыль своих затруднений.

– Итак, Фрэнк, чем ты сегодня занимался? Питер сказал, что оседлал для тебя черного коня, – начал разговор сквайр, придвигая сыну графин. – Послушай моего совета, сынок: не загружай жеребца летом дальними дорогами. Даже такие крепкие ноги не выдержат нагрузки.

– Понимаете, сэр, сегодня возникла необходимость уехать, так что все равно пришлось бы выбирать между старой кобылой и молодым жеребцом.

– А почему не взял Рэмбла?

Это был любимый верховой конь сквайра, на котором он объезжал поля и, случалось, отправлялся на поиски звериных нор.

– Даже не подумал об этом, сэр.

– Дорогой мальчик, Рэмбл всегда в твоем полном распоряжении. Будь добр, налей мне немного вина. Так вот, в полном распоряжении. Езжу я на нем только на сенной рынок, да и то лишь когда дороги просохнут.

– Спасибо, сэр. Пожалуй, в следующий раз возьму Рэмбла.

– Да, сделай одолжение, побереги ноги черного жеребца. Он гораздо лучше, чем я думал, и будет очень жалко, если поранится. Так куда же ты сегодня ездил?

– Видите ли, отец, я должен сообщить вам кое-что важное.

– Должен сообщить кое-что важное! – обреченно повторил сквайр, и счастливое, веселое выражение лица, ставшее еще более счастливым и веселым во время разговора о черном жеребце, уступило место тяжелой мрачности, которую постоянное раздражение и недовольство сделали обычной. – Должен кое-что сообщить! – Любые неприятные слова такого свойства неизменно означали для сквайра новые финансовые проблемы. Отец нежно любил сына – и любил бы при любых обстоятельствах – но, несомненно, любовь укреплялась еще и благодаря тому, что Фрэнк был безупречен в отношении денег: не так привередлив и требователен, как леди Арабелла, или эгоистично беспечен, как племянник лорд Порлок. Но сейчас, очевидно, сын испытывал финансовые трудности – это первое, что пришло на ум.

– Что-нибудь случилось, Фрэнк? Ты редко приносишь неприятные новости. – Сквайр взглянул на сына, и мрачность на миг отступила.

– Я съездил в Боксал-Хилл, сэр.

Направление мыслей отца мгновенно изменилось, лицо исказила настоящая тревога за сына. Мистер Грешем не принимал участия в изгнании Мэри Торн из поместья и с болью сознавал, что девочке пришлось самым унизительным образом покинуть ставший родным дом, но до сих пор ни разу не усомнился в целесообразности происшедшего. Увы! Необходимость женитьбы Фрэнка на состоятельной даме стала слишком очевидной, и все по его вине!