Доктор Торн

– Кажется, это был ваш день рождения.

– Да, это так. А помнишь ли, что я тогда тебе сказал?

– Помню, что вы, мистер Грешем, вели себя очень необдуманно.

– Так вот: сейчас я пришел, чтобы повторить свой безрассудный поступок, то есть если его можно назвать таковым. В день совершеннолетия я заявил, что люблю тебя, и должен признать, что сделал это неуклюже, по-мальчишески. Возможно, и сейчас тоже выражусь неуклюже, но, во всяком случае, ты должна знать, что за год ничего не изменилось.

Мэри вовсе не считала поведение Фрэнка неловким или неуместным и верила его словам, вот только не знала, что на них ответить: еще не придумала, как следует держаться, если он будет настаивать на своем чувстве. Прежде она соглашалась избегать его, но лишь потому, что не желала выслушивать обвинения в погоне за женихом, и строго отчитала, когда он впервые признался в любви, приняв признание за мальчишескую выходку, убедила себя в необходимости подчиниться требованиям Грешемов. Но существовала ли на самом деле серьезная причина, не позволявшая Мэри Торн стать достойной женой Фрэнка Грешема – Фрэнсиса Ньюболда Грешема из Грешемсбери?

В отличие от Фрэнка Мэри не могла похвастаться благородным происхождением. Служило ли это обстоятельство непреодолимым препятствием для брака? В глубине души Мэри сознавала, что год назад, еще не ведая даже малости о себе, что была ей известна сейчас, ответила бы утвердительно. Разве пошла бы она на поводу у чувства, заманив любимого в недостойный его брак? Но снова включился рассудок. Что, в конце концов, представляет собой та кровь, о которой она приучила себя так много думать? Разве предстала бы она более достойной украсить гостиную джентльмена, если была бы законной продолжательницей рода десятка признанных герцогинь? Разве главный долг супруги состоит не в том, чтобы думать о муже, о том, как сделать его счастливым? А дядюшка? Что бы одобрил он? А она сама? Что лучше соответствует скромности и чувству чести? Правильно ли принести счастье двух людей в жертву абстрактной любви к чистоте и безупречности крови?

Такой диалог Мэри Торн вела с собой. Не сейчас, когда, сидя на ослике, видела совсем близко, на шее смирного животного, руку Фрэнка, а раньше, в задумчивости проезжая знакомой дорогой среди деревьев. Так она рассуждала, но ни разу не довела рассуждения до определенного вывода: мешали беспорядочные мысли. Подумав о сквайре, Мэри намеревалась отказать Фрэнку, а потом вспоминала леди Арабеллу и меняла свое решение, и вот так постоянно. И вот теперь, когда Фрэнк явился собственной персоной и протянул ей на раскрытой ладони сердце, она не знала, что ответить. Мэри Торн оказалась в таком же неопределенном положении, как множество других девушек, и в конце концов положилась на судьбу.

Когда он сказал, что за год его чувства и намерения ничуть не изменились, она возразила:

– За год вы должны были стать мудрее, а значит, понять, что наши жребии выкованы в разных горнах, жизненные пути направлены в разные стороны. Разве сквайр и ее светлость одобрили бы ваше здесь появление?

Мэри, пока произносила столь благоразумные речи, чувствовала, насколько они плоские, затхлые и бесполезные, и более того: понимала, что слова неправдивы и не идут от сердца, что Фрэнк не заслужил скучной отповеди, а потому стыдилась себя.

– Надеюсь, отец одобрит, – ответил Фрэнк. – А осуждение со стороны матушки – несчастье, с которым придется мириться. Но в данном случае я не стану спрашивать мнения родителей: вопрос слишком важен лично для меня. Мэри, если искренне скажешь, что не хочешь или не можешь ответить на мою любовь, тотчас уеду – не только отсюда, но из Грешемсбери тоже. Мое присутствие не отлучит тебя от всего, что дорого. Если можешь честно признаться, что я для тебя – ничто, пустое место, то попрошу матушку успокоиться и отправлюсь куда-нибудь подальше, где легче пережить удар.

Глядя на ослиные уши, бедный парень так далеко зашел в своем отчаянии, без тени надежды в душе и в голосе, и так далеко увлек за собой Мэри, что в ее сердце тоже не осталось ни капли надежды. Здесь он на миг умолк, а потом заглянул ей в лицо и произнес:

– Но…

Одно короткое слово включило в себя все. Так он поступит, если Мэри ответит, что равнодушна к нему, но если не сможет заставить себя произнести безжалостный приговор, тогда Фрэнк пойдет против отца и матери, найдет силы твердо стоять на своем, не испугается никаких трудностей в уверенности, что сможет все преодолеть. На плечи возлюбленной легло весомое бремя ответственности! Оставалось лишь солгать, что Фрэнк Грешем ей безразличен, и все.