Вскоре мисс Гашинг начала поститься по пятницам и даже предприняла безуспешную попытку убедить святого отца исповедать ее и отпустить грехи. К сожалению, пыл учителя ослабевал по мере того, как ученицы, напротив, возрастал. И вот наконец, вернувшись из совершенной в обществе миссис Амблби осенней поездки в Уэстон-сьюпер-Мэр, молодая леди обнаружила, что утренние службы умерли естественной смертью. Мисс Гашинг от борьбы не отказалась, но успеха не достигла.
Оставаясь доброй протестанткой, мисс Пейшенс Ориел ни в малейшей степени не разделяла экстремистских взглядов брата и не доверяла религиозной искренности всех этих мисс и миссис, будь то Гашинг, Ателинг или Опай Грин. Тем не менее с братом ее объединяла тесная дружба, и она надеялась увидеть тот счастливый день, когда тот решит, что англиканский священник лучше справится с приходской работой с помощью жены, чем без нее. Особой, которую сестра выбрала в качестве невесты для брата, стала вовсе не молодая мисс Гашинг, а Беатрис Грешем.
И вот наконец ближайшие друзья мистера Ориела заметили, что пастор встал на путь исправления. Не то чтобы он принялся ухаживать за Беатрис или позволил себе открытые высказывания относительно пользы брака для церковнослужителя, однако стал заметно свободнее относиться к строгости доктрины: не так гневно, как прежде, осуждал безвкусицу церковных скамей в Грешемсбери и даже был замечен в попытках побеседовать с Беатрис наедине. Юная леди гневно отвергала шутливые замечания со стороны Мэри, на которые та осмеливалась в лучшие дни их дружбы, а мисс Гашинг ехидно хихикала и шипела, что дочери великих мира сего могут вести себя как им угодно.
Все эти события произошли еще до грандиозной войны в Грешемсбери. Мистер Ориел постепенно привык частенько захаживать в большой дом, прямиком в гостиную – как он уверял себя, чтобы побеседовать с леди Арабеллой, – после чего возвращался домой, не упустив возможности во время визита обменяться несколькими словами с Беатрис. Так продолжалось на протяжении всей войны вплоть до болезни ее светлости, и вдруг однажды утром, примерно за месяц до назначенного возвращения Фрэнка, мистер Ориел обнаружил, что обручен с мисс Беатрис Грешем.
Едва услышав новость – что случилось довольно скоро, – мисс Гашинг стала верной прихожанкой независимой методистской церкви. Поначалу она заявила, что больше не может верить ни одной религии, а в течение часа или около того была почти готова поклясться, что не может верить ни одному мужчине. Когда известие достигло ее слуха, она почти закончила вышивать покров для жертвенника, о котором в молодом энтузиазме сердца не смогла умолчать. Она уже пообещала покров мистеру Ориелу, но теперь торжественно заявила, что не исполнит обещания, поскольку пастор – отступник, изменивший высоким принципам; интриган, с которым никогда не осталась бы наедине, если бы знала о его низменных, мирских наклонностях. Итак, мисс Гашинг стала прихожанкой методистской церкви, покров для жертвенника был разрезан на домашние тапочки для проповедника, а сама молодая особа, более удачливая в данном направлении, чем в предыдущем, обрела власть над семейным счастьем методистского наставника.
Однако эта небольшая история о будущей жизни мисс Гашинг прозвучала преждевременно. Мистер Ориел обручился с Беатрис скромно, почти молча, и пока никто за пределами двух семей не знал о знаменательном событии. Союз был согласован совсем не так, как два других: между Августой и мистером Моффатом, между Фрэнком и Мэри Торн, о которых знал весь Барсетшир, в то время как помолвка мистера Ориела с Беатрис Грешем прошла совсем тихо.
– По-моему, ты счастлива, – сказала подруге Пейшенс однажды утром.
– Да, счастлива. Он такой хороший, такой добрый! Никогда не думает о себе: только о тех, кого любит.
Беатрис пылко сжала руку Пейшенс, от избытка чувств поднесла к губам и поцеловала. Радость буквально переполняла ее. Когда девушка получила предложение и может открыто говорить о своей любви, не существует музыки слаще похвал в адрес ее избранника.
– Я сразу решила, что он должен жениться на тебе.
– Глупости, Пейшенс.
– Честное слово! Это я вознамерилась его женить; оставалось лишь сделать выбор между двумя девушками.
– Между мной и мисс Гашинг?
– Нет, не мисс Гашинг: здесь я за Калеба не боялась.
– По-моему, она очень хорошенькая, – заметила Беатрис, позволив себе проявить снисходительное великодушие.
Да, мисс Гашинг действительно была бы миловидна, если бы не нос, решительно взиравший в небеса, и не волосы, разделенные прямым пробором.
– Что же, очень рада твоему выбору – конечно, если выбирала ты, – скромно призналась Беатрис, хоть и не сомневалась, что мистер Ориел принял решение самостоятельно, без советов сестры. – Но кто же вторая девушка?
– Не догадываешься?
– Право, не знаю. Может быть, миссис Опай Грин?
– О нет, определенно не вдова! Никогда не посоветовала бы никому женитьбы на вдове. Конечно, ты могла бы догадаться, что это Мэри Торн, но я быстро поняла, что она не годится, потому что они не понравились бы друг другу.