Доктор Торн

– Ты даже не представляешь, какое счастье принесут мне эти встречи! – с восторгом продолжила Беатрис. – Мама уже не сможет мной командовать. Если Калебу понравится с вами встречаться, – а уж ему понравится, можешь не сомневаться, – то никаких препятствий не возникнет.

– Как ты добра, Триши, – ответила Мэри, но тон, каким это было сказано, заметно отличался от того, который прозвучал бы полтора года назад.

– В чем дело, Мэри? Разве ты не будешь рада нас навещать?

– Не знаю, дорогая: все зависит от обстоятельств, – хотя видеть тебя, твое ласковое доброе лицо для меня всегда большая радость.

– Но разве тебе не будет приятно видеть моего мужа?

– Да, конечно, если он тебя любит.

– Конечно, любит.

– В таком случае, несомненно, было бы очень приятно, Триши. Но что, если опять возникнут обстоятельства, разжигающие вражду? Что, если твои родственники и мои – точнее, мой родственник, потому что у меня он один, – продолжат ссориться?

– Обстоятельства! Что еще за обстоятельства?

– Ты собираешься замуж за того, кого любишь, ведь так?

– Верно!

– Разве это не счастье?

– Да, счастье! Конечно, счастье! Но, Мэри, ни я, ни он не торопимся, – возразила Беатрис, подумав о бесчисленном количестве мелких дел и забот.

– А теперь представь, что я тоже захочу выйти замуж за того, кого люблю. – Эти слова Мэри произнесла медленно, серьезно, глядя подруге в лицо.

Беатрис настолько удивилась, что даже не сразу поняла, о чем речь.

– Очень надеюсь, что когда-нибудь это произойдет.

– Нет, Триши, нет, ты не на то надеешься. Я люблю твоего брата, люблю так же искренне и горячо, как ты любишь Калеба Ориела.

– Правда? – глядя во все глаза, совершенно потрясенная, переспросила Беатрис и глубоко вздохнула, впервые в полной мере осознав новый повод для расстройства.

– Разве это странное чувство? – уточнила Мэри. – Ты любишь мистера Ориела, хотя знакома с ним чуть больше двух лет. Так почему же мне не любить твоего брата, которого знаю всю жизнь?

– Но, Мэри, мне всегда казалось, что ты не должна его любить: так мы договорились. Кажется, ты всегда сама это утверждала, а я постоянно убеждала маму, что твое решение неизменно.

– Беатрис, впредь никогда и ничего не сообщай леди Арабелле от моего имени. Не хочу, чтобы ей передавали что-то, будь то обо мне или от меня. Говори мне все, что пожелаешь: я не рассержусь. Конечно, знаю, что скажешь, и все же люблю тебя. Да, я люблю тебя, Триши! Преданно люблю! Умоляю: не бросай меня!

В словах Мэри прозвучала совершенно невероятная смесь нежности и едва ли не ярости, и это испугало бедную Беатрис.

– Бросить тебя, Мэри! Нет, никогда! Но твои слова делают меня несчастной!

– Лучше, чтобы ты знала все и впредь никому не позволяла тобой манипулировать: все равно не сможешь мне помочь. Да, я люблю твоего брата – люблю глубоко, нежно, преданно – и всем сердцем желаю выйти за него замуж.

– Но, Мэри, это невозможно!

– Почему? – воскликнула Мэри. – Почему не могу? Если священник благословит нас, разве мы не станем мужем и женой – точно так же, как вы с Калебом?

– Но ведь тебе известно, что Фрэнк обязан жениться только на той, у кого есть деньги, много денег.

– Деньги, деньги… Значит, бедный Фрэнк вынужден продать себя ради блага семьи? Ах, Триши, не говори о деньгах! Это ужасно. Да, согласна: я не могу за него выйти, но любить мне никто не запретит. У него есть имя, место на земле, состояние, семья, благородная кровь, положение в свете. У него есть все, что ценится в обществе, а у меня нет ничего. Конечно, выйти за него я не могу, но, вопреки обстоятельствам, люблю.

– Вы обручились?

– Он со мной – нет, а я с ним обручена.

– Ах, Мэри, но как это возможно?

– Возможно. Я связана обещанием, а он нет.

– Не совсем тебя понимаю. К чему помолвка, если ты все равно не можешь за него выйти?

– Просто я его люблю. Разве могу я заставить себя не любить? Заставила бы, если бы смогла. Но теперь ты поймешь, почему я сомневаюсь, что буду приходить в твой дом. У нас с тобой разные пути.

Некоторое время Беатрис молчала, не в силах сказать ни слова. Она любила подругу и на протяжении всего долгого периода разлуки с нежностью о ней думала, но ее чувства и мысли основывались на их единодушном мнении, что Фрэнк поступил дурно.

Даже с самой Мэри они неизменно говорили о брате как о серьезной неприятности, а жалость к подруге основывалась на уверенности, что она здесь ни при чем. И вот теперь все это оказалось ложным. Мэри признала вину, согласилась с безжалостными нападками леди Арабеллы и прямо заявила, что готова совершить то самое преступление, от подозрения в котором Беатрис так стойко ее защищала.

Если бы она могла представить, что Мэри любит Фрэнка, то, конечно, рано или поздно в какой-то мере прониклась бы к ней сочувствием: сомневаться в сострадании доброй души не приходилось, но сейчас, в момент признания, неожиданность откровения ожесточила сердце, и она забыла, что с подругой следует обращаться осторожно.

Глубоко разочарованная, Беатрис молчала и выглядела так, словно признала правоту Мэри, что у них действительно разные пути.