И все же Мэри очень тяжело переносила одиночество без слова поддержки или любви, без возможности поговорить о том, что переполняло сердце, почему-то почти испытывая уверенность, что страсть должна закончиться несчастьем. Почему она не прислушалась к внутреннему голосу, когда настал момент принять решение? Зачем позволила возлюбленному понять, что он владеет ее сердцем? Разве она не знала, что все вокруг против их брака? Разве не совершила ошибку, когда всего лишь подумала дать согласие? Смешно было надеяться, что такой юноша, как Фрэнк, сохранит верность первой любви. А если даже сохранит и проявит готовность завтра же отправиться к алтарю, можно ли позволить ему навредить и себе, и всей семье неугодным им браком?
Увы! Известие о романе в Лондоне не было просто сплетней. Как и планировалось, Фрэнк получил университетский диплом и отправился на зиму за границу по модному маршруту. Побывал на Ниле, поднялся на гору Синай, затем пересек пустыню и достиг Иерусалима, а домой вернулся через Дамаск, Бейрут и Константинополь: с длинной бородой, в красной феске и чубуке – точно так же, как наши отцы отправлялись в Италию и Швейцарию, а деды проводили сезон в Париже. На пару месяцев задержался в Лондоне, пользуясь возможностями, которые предоставляло родство с графом Де Курси. Да, действительно первые красавицы сезона и другие блистательные особы стали добровольными заложницами шелковистой пышной бороды. Сам же Фрэнк, возможно, держался слишком демонстративно: ему нравилось внимание – более чем следовало в его положении обрученного. Слишком свободное поведение породило слухи, которые и были переданы в Грешемсбери.
Как раз тогда в Лондоне Фрэнк и встретил мисс Данстейбл. Если бы Мэри узнала, какое эта особа приняла в ее судьбе участие, то, несомненно, прониклась бы к ней глубокой благодарностью. Марта Данстейбл не позволила Фрэнку поддаться искушениям и утратить силу его любви. Когда джентльмен не мог справиться с возникавшими трудностями, она дразнила его напоминанием о соломинках и заявляла, что тот, кто пугается каждой тени на своем пути, не достоин обладания желанным трофеем, а когда сетовал на отсутствие денег, приказывала пойти и заработать, но неизменно предлагала финансовую помощь.
Фрэнк слушал ее советы, но говорил себе, что не должен полагаться на Марту ни вместе с деньгами, ни тем более только на ее деньги.
Через пару дней после визита мисс Ориел к Мэри Беатрис Грешем прислала подруге записку:
«Дражайшая, дражайшая Мэри!
Буду счастлива с тобой встретиться: приду завтра в полдень. Спросила позволения у мамы, она ответила, что не возражает, но лишь однажды. Ты ведь знаешь, что не по своей вине я оставила тебя, правда? Фрэнк возвращается домой 12-го числа. Мистер Ориел хочет, чтобы свадьба состоялась 1 сентября, а мне кажется, что этот день наступит слишком скоро. Не так ли? И все же мама и папа полностью поддерживают Калеба. Не буду писать подробно, так как нас ожидает восхитительная беседа обо всем на свете. Ах, Мэри! Без тебя мне очень плохо!
Всегда преданная, Триши.
Понедельник».
Хотя Мэри с восторгом приняла возможность снова обнять подругу, кое-что в письме глубоко ее расстроило: трудно смириться с мыслью, что Беатрис получила позволение навестить ее «лишь однажды». Очень не хотелось общаться исключительно с милостивого позволения ее светлости. И все же она не отвергла предложенную встречу, а первый взгляд в лицо Беатрис и первое объятие мгновенно развеяли обиду и гнев.
Подруги в полной мере насладились обещанной восхитительной беседой. Мэри позволила ей говорить о чем угодно, так что в течение двух часов все восторги, обязанности, радости и заботы будущей молодой жены пастора обсуждались с почти равным пылом обеих сторон. Обязанности и заботы не в полной мере соответствовали тем, которые обычно выпадают на долю хозяек английских церковных приходов. Беатрис вовсе не была обречена обустраивать быт супруга, давать образование детям, одеваться как леди и заниматься благотворительностью, на все про все обладая доходом в двести фунтов годовых. Ее обязанности и ответственность обеспечивались суммой, в семь-восемь раз превышающей потребности мирского существования. К тому же Беатрис в полной мере обладала преимуществами и привилегиями светского общения, поскольку жила рядом с поместьем Грешемсбери и неподалеку от замка Курси. Так что все вокруг представало в радужном свете, и она восторженно щебетала с подругой.
Однако расстаться, не обменявшись хотя бы несколькими словами об участи Мэри, девушки не могли. Наверное, лучше было бы для каждой из подруг промолчать, но не получилось.
– Знаешь, Мэри, как только выйду замуж и стану хозяйкой в доме мужа, смогу видеть вас с доктором Торном так часто, как пожелаю.
Мэри ничего не ответила – лишь попыталась улыбнуться, правда, улыбка получилась невеселой.