– Очень хорошо, – все-таки произнесла она тоном, который был задуман как торжествующий, но потерпел фиаско. – Передам сыну, что вы позволили ему подумать еще раз. Очень надеюсь, что на сей раз он примет правильное решение.
Мисс Торн не снизошла до ответа, а лишь склонилась в вежливом реверансе. На этом беседа закончилась.
Оставшись одна, Мэри продолжала стоять до тех пор, пока с лестницы доносились шаги леди Арабеллы. В голове еще звучали издевательские фразы, и в душе медленно разгорался гнев. Но как только шаги стихли, а стук парадной двери возвестил, что гостья вышла на улицу, бедняжка упала на диван и, закрыв лицо ладонями, дала волю слезам.
Рассуждения о деньгах бесконечно оскорбили, как и унизительное обвинение в том, что она вцепилась в Фрэнка из-за его положения в свете. Но в то же время речи леди Арабеллы были не лишены и логики, и это выбивало из колеи и вносило сомнения в мысли. Мэри действительно достаточно долго общалась с Грешемами, чтобы понять, что их с Фрэнком свадьба вызвала бы всеобщее разочарование.
Потом она спросила себя, подумала ли обо всех обозначенных леди Арабеллой обстоятельствах, соглашаясь принять предложение Фрэнка, и была вынуждена признать, что не подумала. Она высмеяла леди Арабеллу за то, что та назвала Фрэнка глупым мальчишкой, но разве не правда, что признание его стало следствием юношеской пылкости, а не мужской предусмотрительности? Если так, если она ошибочно приняла опрометчивое предложение, то не станет ли двойной ошибкой настаивать на свадьбе теперь, когда возникли серьезные сомнения?
Фрэнк действительно не мог отказаться от данного ей слова первым. Что скажут люди? Это же позор! Сейчас Мэри сама спокойно задавала себе тот же вопрос, который ее возмутил, когда прозвучал из уст леди Арабеллы. А если не Фрэнк, то кто же, как не она? Выводы гостьи были совершенно правильными, пусть сказанные ею слова и оскорбили.
«Которой нечего дать взамен!» – вот в чем состояло главное обвинение. Но так ли это? Девичья любовь, гордость, душа, само существование – разве это ничто? Можно ли сравнивать высшие понятия с количеством фунтов стерлингов в год? А если сравнить, то не развеются ли деньги по ветру подобно невесомому пуху? Отвлеченные рассуждения не существовали для Мэри, когда под влиянием мгновенного чувства она впервые позволила дерзкой руке Фрэнка сжать ее ладонь. Не существовали они и в то время, когда появился другой поклонник – несравнимо богаче первого, любить которого оказалось так же невозможно, как невозможно не любить Фрэнка Грешема.
Мэри Торн твердо знала, что любовь ее не зависела от материальных выгод и зависеть никогда не будет. Леди Арабелла оказалась не в состоянии это понять, а потому повела себя отвратительно.
Однажды Фрэнк осмелился прижать Мэри к своей теплой груди, и душа наполнилась радостью, которую она едва осмеливалась признать. В тот момент девичья скромность попыталась его оттолкнуть, но сердце рванулось навстречу. Сердце признало своего господина, повелителя – человека, достойного поклонения, мужчину, с которым суждено связать судьбу. Принадлежавшие любимому акры земли или их отсутствие не играли ни малейшей роли. Бог свел их вместе, чтобы они любили друг друга; чувство переполнило душу, и Мэри дала себе слово любить Фрэнка вечно. И вот теперь ее призывали отказаться от любви только потому, что ей нечего дать взамен!
Что же, она откажется, если это пойдет ему на пользу. Наверное, правильно, что Фрэнк должен получить возможность с честью выйти из затруднительного положения, и она постарается предоставить ему такую возможность. Мэри встала, взяла перо, чернила и бумагу, присела за стол и уже собралась писать, но вдруг подумала о дядюшке. Почему он ни разу не заговорил с ней на такую важную тему? Почему не предупредил? Почему внезапно оставил без опеки, причем в самый ответственный момент, хотя неизменно относился к ней с заботой и вниманием? Мэри искренне поведала о своих переживаниях, не утаила ничего, но в ответ не услышала ни слова в поддержку. «Он тоже должен знать, – подумала она горестно, – что мне нечего дать взамен». Эти мысли не помогли, не принесли облегчения, и Мэри медленно принялась за послание.
«Дражайший Фрэнк…» Хотела было написать: «Дорогой мистер Грешем», но сердце восстало против бесполезной холодности. Нет, она не собиралась притворяться, что не любит его.
«Дражайший Фрэнк!
Твоя матушка приходила специально, чтобы поговорить со мной о нашей помолвке. Я не согласна с ней в принципе, но сегодня она высказала ряд соображений, которые трудно не признать справедливыми. Леди Арабелла утверждает, что наш брак очень огорчит твоего отца, опечалит всю семью и разрушит твою жизнь. Если все так, то могу ли я пожелать такого любимому человеку?