Доктор Торн

Случилось так, что в понедельник Фрэнк отправился в Лондон вместе с будущим зятем мистером Ориелом, причем ранним поездом. Чтобы не опоздать, джентльмены выехали из Грешемсбери в Барчестер в то самое время, когда почтальон держал путь в поместье из Силвербриджа.

– Хотелось бы дождаться писем, – заметил мистер Ориел во время обсуждения поездки.

– Напрасная трата времени, – возразил Фрэнк. – Разве сюда приходят важные письма?

Вот так судьба обрекла Мэри на неделю пустых ожиданий, сомнений и печали.

Когда в понедельник утром пакет с почтой прибыл в большой дом, сквайр, как всегда, собственноручно вскрыл его за завтраком и объявил:

– Здесь письмо Фрэнку. Отправлено из деревни. – Передав через стол письмо Беатрис, добавил: – Перешли ему.

– Это от Мэри, – громко возвестила та, прочитав адрес, но, взглянув сначала на отца, а потом на мать, тут же поняла свою ошибку.

Нахмурившись, сквайр несколько минут молча перебирал письма и газеты, наконец переспросил задумчиво:

– Значит, от Мэри Торн, говоришь? Да, надо обязательно переслать.

– Но Фрэнк велел, чтобы мы сохранили письма, которые придут в его отсутствие, – возразила Софи. – Специально мне сказал. Кажется, он не любит, когда пересылают.

– Но это письмо необходимо немедленно переслать, – настойчиво повторил сквайр.

– Мистер Ориел распорядился отправлять все его письма в отель «Лонгс», на Бонд-стрит. Так что можно переслать туда, – предложила Беатрис: жених оставил ей адрес.

– Да, лучше отправь, – распорядился сквайр, и больше за столом ничего сказано не было.

Леди Арабелла, несмотря на молчание, не стала спрашивать о письме при муже: тот, скорее всего, немедленно бы его забрал, но, оставшись с Беатрис наедине, тут же потребовала отдать конверт.

– Как раз собиралась написать Фрэнку – вложу и эту записку.

Беатрис не оставалось ничего иного, кроме как с тяжелым сердцем протянуть матушке послание подруги.

Весь день письмо привлекало любопытные взоры леди Арабеллы. Она то и дело его переворачивала и даже рассматривала на просвет, мечтая узнать содержание, но сломать печать все-таки не осмелилась. В итоге письмо пролежало на столе весь понедельник и весь вторник, потому что ее светлость не находила сил с ним расстаться, и только в среду было отправлено с припиской, сделанной рукой заботливой матушки:

«Дражайший, дражайший Фрэнк, пересылаю письмо Мэри Торн, пришедшее по почте. Понятия не имею о содержании, но, прежде чем станешь писать ответ, умоляю подумать о том, что я тебе говорила. Ради меня, ради отца, ради самого себя – прошу подумать».

И все, но и нескольких фраз хватило, чтобы не обмануть Беатрис. Леди Арабелла действительно отправила письмо мисс Торн в своем конверте. Отложим до следующей главы рассказ о том, что произошло между Фрэнком и матушкой, а сейчас вернемся в дом доктора Торна.

Мэри не сказала дядюшке, что написала возлюбленному и теперь ожидала ответа, но, храня молчание, ужасно переживала.

– Что-нибудь случилось, Мэри? – спросил дядюшка в воскресенье днем.

– Ничего, – ответила племянница и отвернулась, чтобы скрыть слезы.

– Нет, что-то все-таки есть. Что произошло, милая?

– Ничего… во всяком случае, ничего такого, о чем стоило бы рассказать.

– Как? Чувствовать себя несчастной и не поделиться со мной? С чего бы это?

– Порой возникает странное предчувствие – непонятно отчего. К тому же тебе известно…

– Мне известно? Что мне известно? Может, что-нибудь такое, из-за чего моя дорогая девочка станет счастливее?

Доктор крепко обнял племянницу, и некоторое время они молча сидели рядом на диване. Мэри плакала открыто, не пытаясь спрятать слезы.

– Поделись же, Мэри! Это не просто предчувствие. В чем же дело?

– О, дядюшка…

– Ну же, не стесняйся, дорогая. Откройся.

– Ах, дядюшка, почему ты не поговорил со мной? Почему не научил, что делать и как себя вести? Почему не дал совета? Почему промолчал?

– О чем именно?

– Ты же знаешь, дядя: о нем, о Фрэнке.

Действительно, почему? Что тут ответишь? Да, правда: он никогда не читал ей нотаций, никогда не давал советов, даже никогда не беседовал о возлюбленном. Но правда и то, что сейчас он не был готов к серьезному разговору, даже в ответ на столь горячую просьбу. Доктор надеялся – даже мечтал, – что Мэри еще найдет свое счастье. Но выразить или объяснить надежду доктор не мог, как не мог признаться себе в желании, основанном на смерти того, чью слабо тлеющую жизнь был обязан поддерживать.

– Дитя мое, – проговорил доктор Торн, – ты должна сама принять решение. Если бы твое поведение меня смущало, я бы вмешался, но никаких претензий к тебе нет.

– Поведение! Разве важно лишь поведение? Можно держаться великолепно, но в то же время испытывать муки разбитого сердца.

Такого признания доктор не вынес: суровая сдержанность и твердость мгновенно его покинули, он заговорил совсем иным тоном:

– Мэри, я готов сделать для тебя все, что угодно. Если желаешь, немедленно отсюда уедем.

– О нет, – жалобно возразила девушка.