– Завтра я должен опять побывать в Боксал-Хилле, причем рано утром. Так что нам с тобой пора спать. Передай Дженет, что завтракать буду в половине восьмого.
– Не сможешь взять меня с собой? Так хочу увидеть этого необыкновенного сэра Роджера.
– Увидеть сэра Роджера! Но он болен, лежит в постели.
– Да, болезнь – серьезное препятствие. Но потом, когда ему станет лучше, возьмешь меня? Очень хочется посмотреть на такого человека: того, кто начал жизнь, не имея за душой ни пенса, и сумел заработать столько, чтобы купить весь приход Грешемсбери.
– Вряд ли он тебе понравится.
– Но почему же? Уверена, что понравится. И леди Скатчерд тоже. Слышала, как ты говорил, что она прекрасная женщина.
– Да, по-своему. И он тоже по-своему хорош. Но оба не в твоем духе: ужасно вульгарны…
– О, вульгарность меня не пугает! Напротив, делает знакомство еще более занятным. К таким людям ездят не за безупречными манерами.
– И все же не думаю, что ты найдешь Скатчердов приятными собеседниками, – заключил доктор. Зажег свечу, чтобы пойти в спальню, поцеловал племянницу в лоб и вышел из комнаты.
Глава 12
Два медведя в одной берлоге
Доктор – то есть наш доктор Торн – больше не вспоминал о записке, отправленной другому доктору, Филгрейву. Да и сам баронет тоже забыл. Леди Скатчерд, конечно, помнила, но днем муж пребывал не в том настроении, чтобы можно было напомнить о скором приезде нового спасителя, поэтому, с тревогой ожидая появления мистера Филгрейва, супруга решила позволить событиям развиваться свободно.
Хорошо, что сэр Роджер не умирал от желания получить помощь почтенного специалиста. Дело в том, что, когда записка была доставлена в Барчестер, доктор Филгрейв находился примерно в пяти-шести милях от города, в Пламстеде, а вернувшись домой усталым, решил отложить визит в Боксал-Хилл до утра. Если бы мог доктор предвидеть намерение пациента устроить ему взбучку, то, скорее всего, поехал бы еще позже.
Впрочем, приглашение к постели сэра Роджера ничуть его не расстроило. Весь Барчестер знал, а доктор Филгрейв особенно, что сэр Роджер и доктор Торн давние друзья. Знал он и то, что до сих пор в случае любого недомогания сэр Роджер искал облегчения исключительно в медицинском искусстве деревенского целителя. Сэр Роджер пользовался известностью как местная знаменитость. В Барчестере о нем постоянно судачили, и до ушей местного Галена уже дошел слух о болезни железнодорожного магната, поэтому, получив категоричный вызов в Боксал-Хилл, доктор Филгрейв не смог не подумать, что наконец-то на сэра Роджера снизошло озарение и он понял, кто настоящий специалист.
Кроме того, сэр Роджер по праву слыл самым богатым человеком графства, а для местных докторов новый состоятельный пациент оказался находкой тем более ценной, что перешел от конкурента. Впрочем, вряд ли стоит это подробно объяснять.
Поэтому утром, после очень раннего, но сытного завтрака, доктор Филгрейв в приподнятом настроении сел в дилижанс и отправился в Боксал-Хилл. Профессиональный уровень специалиста обеспечил его личным экипажем для рядовых визитов вокруг Барчестера, но сегодня выпал особый случай: надо было поскорее приехать к пациенту. Визит, несомненно, обещал щедрое вознаграждение, поэтому и была заказана пара почтовых лошадей.
Еще не было девяти, когда кучер достаточно громко позвонил в колокольчик у двери сэра Роджера, и вскоре доктор Филгрейв впервые ступил в новый великолепный холл особняка в Боксал-Хилле.
– Сейчас сообщу миледи, – пообещал слуга, проводив посетителя в парадную гостиную, где на протяжении пятнадцати-двадцати минут доктору Филгрейву пришлось в одиночестве мерить шагами бескрайний турецкий ковер.
Доктор Филгрейв был невысоким и, возможно, несколько склонным к полноте. Без обуви по современной системе измерения он был всего пяти футов пяти дюймов ростом и обладал заметной округлостью в области живота, из-за которой с трудом справлялся с каблуками высотой полтора дюйма. Прекрасно это сознавая, джентльмен всегда немного комплексовал, но манеры его тем не менее отличались достоинством, походка соответствовала положению, а жесты не позволяли наблюдателю оценить попытку казаться выше как неудачную. Несомненно, он достиг многого. И все же усилие время от времени предательски проявлялось, и басня о лягушке и быке приходила на ум каждому, кто заставал доктора Филгрейва в те минуты, когда он особенно стремился выглядеть величественным.