Доктор Торн

Если округлость фигуры и коротковатые ноги в некоторой степени и снижали впечатление от облика доктора Филгрейва, то важность лица эти мелкие недостатки с лихвой восполняла. Выше шейного платка царила полная симметрия. Седые волосы – не седеющие или белые, а именно седые – с решительной непреклонностью стояли плотным ровным ежиком. Тоже седые, но несколько темнее волос бакенбарды восхитительной формы спускались, точно следуя линии челюсти. Недоброжелатели утверждали, что их безупречный оттенок достигался посредством свинцовой расчески. Глаза доктора не блуждали, но смотрели целенаправленно и внимательно. Из-за близорукости на носу или в руке постоянно присутствовали очки. Нос был длинным и четко очерченным, а подбородок в достаточной степени выдающимся и заметным, но самой выразительной чертой лица оставался, разумеется, рот. Объем секретных медицинских познаний, выраженный одним лишь сжатием губ, поистине потрясал. С помощью губ доктор мог изобразить не только самую изысканную любезность или непримиримую строгость, но и любой необходимый оттенок между первым и вторым состоянием, по собственной воле создавая любое сочетание чувств.

Впервые попав в гостиную сэра Роджера, доктор Филгрейв некоторое время расхаживал взад-вперед легкой пружинящей походкой, заложив руки за спину, прикидывал стоимость обстановки и подсчитывал количество гостей, которые могли бы обедать в столь благородном и просторном помещении. Минут через семь-восемь на лице отразилось легкое недовольство. Почему его сразу не проводили в комнату больного? Что за необходимость заставила держать врача здесь, словно какого-то аптекаря с банкой пиявок в кармане? Он взял со стола колокольчик, очень громко позвонил и спросил у появившегося слуги:

– Сэр Роджер знает о моем приходе?

– Сейчас передам миледи, – повторил тот и опять исчез.

Еще пять минут доктор Филгрейв мерил шагами комнату, подсчитывая уже не стоимость обстановки, а собственную важность. Он не привык подобным образом дожидаться приема, и, хотя сэр Роджер Скатчерд слыл известным и богатым человеком, доктор Филгрейв помнил его еще в пору бедности, поэтому сейчас задумался о наемном каменщике и еще больше обиделся на пренебрежение со стороны такого пациента.

В нетерпеливом ожидании пять минут тянутся невероятно долго, а четверть часа кажется вечностью. К исходу двадцати минут шаги доктора Филгрейва по комнате стали очень быстрыми, а сам он решил, что не собирается торчать здесь весь день в ущерб – не исключено, что фатальный – другим возможным пациентам. Рука снова потянулась к колокольчику, чтобы громко оповестить о недовольстве, когда дверь открылась и в комнату вошла леди Скатчерд.

Да, дверь открылась, и вошла леди Скатчерд, но вошла так медленно, как будто боялась ступить в собственную гостиную. Нам придется ненадолго прервать повествование, чтобы посмотреть, как хозяйка провела эти двадцать минут.

– О, господи! – воскликнула она, услышав, что ее ожидает доктор Филгрейв.

В это время леди беседовала с экономкой в кладовой, где хранила белье и банки с джемом и проводила в обществе все той же экономки счастливейшие минуты жизни.

– О господи! Что же делать, Ханна?

– Отправить доктора к господину, миледи! Пусть Джон проводит.

– Поднимется страшный шум, точно знаю.

– Но ведь господин сам за ним послал, разве не так? Теперь пусть сам и разбирается. Я бы так поступила, – решительно добавила экономка, увидев, что госпожа замерла в испуге и нерешительности.

– Не могла бы ты подняться к сэру Роджеру и доложить? – осведомилась леди Скатчерд самым убедительным и настойчивым тоном.

– Пожалуй, нет, – ответила экономка после недолгого раздумья. – Боюсь, что не могу.

– В таком случае придется идти самой.

И леди Скатчерд отправилась наверх, чтобы сообщить мужу о приезде доктора, за которым он посылал.

Во время беседы баронет вел себя не то чтобы очень яростно, но крайне решительно.

– Ничто на свете, – заявил он твердо, – не заставит меня принять доктора Филгрейва, тем самым оскорбив дорогого старого друга доктора Торна.

– Но, Роджер, – взмолилась ее светлость, едва не плача, а точнее, притворяясь, что плачет от безысходности, – что же мне с ним делать? Как выпроводить из дому?

– Засунь под водяной насос, – посоветовал хозяин и зашелся тем хриплым гортанным смехом, который бывает у тех, кто злоупотребляет бренди.

– Что за шутки, Роджер! Ты прекрасно знаешь, что я не могу сделать ничего подобного. Но ты ведь действительно болен, так почему бы не принять на пять минут? А с доктором Торном я сама все улажу.

– Будь я проклят, если сделаю это, миледи! – отозвался супруг.

Надо заметить, что все в Боксал-Хилле обращались к бедной леди Скатчерд не иначе как «миледи», словно видели в этом остроумную шутку. По сути, так оно и было.

– Никто не заставляет тебя следовать его рекомендациям и принимать те лекарства, которые он пришлет. А потом я скажу, чтобы больше не приезжал. Пожалуйста, Роджер, согласись.