Читаем Дом между небом и землёй полностью

— Нужно будет снять. Я потом приду с совком и веником… Вы не судите строго… Ведь у меня ещё не идеальный дом. А у кого же идеальный?.. Мне много ещё здесь надо менять и доделывать, но… Потихоньку, надеюсь, буду. А больше всего раздражают все эти вещи, которые ты убираешь, убираешь, вычищаешь, вычищаешь, а они через время появляются снова. Вот эти паутины, пыль. В одно время, когда я ещё совсем мало понятия имела о домоводстве меня эти вещи и совсем угнетали. Хотя я ещё и толком не знала, как мне их решать — мне очень хотелось. Мне очень не нравилась грязь… И я от неё себя чувствовала дурно. Но даже, знаете, немножко боялась её убирать окончательно, уж наверное… Как-то так. Мне так казалось немножечко, что если уж всё вычистить и совсем уж прибрать хорошенько — так что же потом в чистом жилище делать дальше станешь?.. Я ведь не понимала ещё — как много можно делать!.. Как много можно создавать здесь! Строить, ремонтировать, обновлять… А потом ещё декор! А декор — так и вообще менять можно по сто раз!.. То в дождливых тонах, то в солнечный, то в снежных… Ну и так далее. Вот это мы сейчас идём… — она остановилась посреди зала, в котором мы были и обернулась ко мне, — Мы идём по залу, где я… Ну, видите всё это?.. На стенах, на столиках? — она дождалась, пока я кивну. — Вот… Это всё я делаю иногда. Мои некоторые рисунки и поделки. Мне просто нужно было организовать себе такую комнату, где я буду иногда созерцать свои, уже готовые, труды. Ведь иначе мне очень часто приходится терять силу и совсем не верить в себя. Точнее в то, что я что-то могу. А когда понимаешь что ты ничего не можешь, так руки опускаются. Мне стоит только доделать какую-нибудь поделку, только-только ещё её выпустить из рук, как мне уже кажется, что больше я так не смогу. А если проходит ещё немного времени и я забываю чуть-чуть как она выглядела, так мне уже помнится так, что и она была какой-то корявой. Поэтому нужно место, где мне их все можно видеть и вспоминать. И я его сделала у себя возле лестницы. Так удобно. Только начал спускаться с верхнего уровня за чем-то — так сразу пройдёшь через этот зал и немножечко вспомнишь. Решил подняться с нижнего уровня на верхний, так сразу же через него и пройдёшь. Ведь я на верхнем этаже, в основном, занимаюсь работой. И мне очень нужно, когда я иду туда, подбодрить себя, чтобы не сидеть уныло, в страхе что-нибудь начать, а наоборот, с радостью взяться за дело… А когда оттуда… ведь нужно мне, к сожалению, иногда уходить отсюда, из-за каких-нибудь мелочей, как то — приготовить поесть, ну и так далее… Житейские мелочи! Так вот, уж если иду я зачем-то вниз — так чтобы мне снова увидеть хоть что-то из результатов, да и загореться немножечко тем, чтобы поскорее чего-нибудь новое начать, и, соответственно, побыстрей вернуться. Да и нужно это для того чтобы в комнате с исходными материалами не киснуть, тоже. Чтобы настрой был и стремление. Вот… Ну пойдёмте дальше. Всё равно зал длинный — нам ещё много идти.

…Так, вот о чём я?.. О паутине. Вот, и… Главное висит эта вещь где-нибудь у тебя в доме так, существует… И как бы тебе и ничего. "Пусть висит!" — иногда думаешь. А как дойдёт дело взяться за неё, руками взяться — так и противно тебе!.. Противно до ужаса, пока выкидываешь. И хочется побыстрее её с рук у себя смыть. А то что висела у тебя в доме — так разве это не противно?.. Вот что странно… Хотите ещё посмотреть или пройдём дальше?

Аля остановилась у самой двери, взявшись за ручку и обернулась ко мне, который остался рассматривать её произведения на середине комнаты.

— Да, я пожалуй ещё минутку посмотрю. Вы чудесный мастер!..

— Спасибо!.. — Аля улыбнулась и кажется не знала какое-то время что сказать. — …Мне… Постоянно не верится, если честно, что это всё сделано, хоть частично, мной. И я поэтому даже не знаю, как толком относиться к похвалам. Вы уж простите… Возможно что я даже покажусь невежливой. Это от моего неверия просто…

Так вот, с беспорядком мои больши-ииие проблемы!..

— Да что Вы! У вас вполне даже чистенько. И аккуратно… Это всё Ваша самооценка хромает. В таком домике мне бы, и правда, хотелось остаться жить. И уж подумываю — не потерять ли мне как-то нарочно работу, чтобы к Вам прийти как совсем бездомному!.. Тогда мне можно будет, как Вы и сказали, здесь обитать!.. — попытался шутить Женя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царь-девица
Царь-девица

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В данной книге представлен роман «Царь-девица», посвященный трагическим событиям, происходившим в Москве в период восшествия на престол Петра I: смуты, стрелецкие бунты, борьба за власть между членами царской семьи и их родственниками. Конец XVII века вновь потряс Россию: совершился раскол. Страшная борьба развернулась между приверженцами Никона и Аввакума. В центре повествования — царевна Софья, сестра Петра Великого, которая сыграла видную роль в борьбе за русский престол в конце XVII века.О многих интересных фактах из жизни царевны увлекательно повествует роман «Царь-девица».

Всеволод Сергеевич Соловьев , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Приключения / Сказки народов мира / Поэзия / Проза / Историческая проза
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира / Проза