Читаем Дом между небом и землёй полностью

— Да Вы… Конечно, приходите всегда, когда только захочется!.. Для этого можно и не терять ничего — ни работу, там… Ничего! Тем более что Вы всё равно никак не станете бездомным уж совсем. Ведь у Вас точно есть тоже свой дом. Он у всех есть с рождения. И у меня тоже был. Только вот, нужно его, для начала, найти… А потом отмыть и обустроить. А люди так часто ведь даже не ищут!.. Мы все скитаемся очень долго по морозу… где-нибудь совсем близко с домом, и часто об этом даже не подозреваем!.. Потому что мы забыли. Мы ведь многое забываем, люди… Мы все знаем, вообще-то, но не помним. Я тоже ходила… И тоже думала, что я несчастна и мне некуда прибиться. А так оказалось, что я просто на время забыла про свой дом и так запустила его, что жить казалось в нём невозможно. Ведь в детстве — ты живёшь в своём доме и ещё просто живешь. И только учишься за него отвечать. А позже…

Потом я нашла, наконец, в себе силы зайти в заброшенные мной помещения, порыться в бардаке, который я оставила, сама того не замечая, постирать пыль, поснимать паутину. Вымыть стёкла.

Благо что Отец тогда помог мне разобраться и теперь, в основном, я уже справляюсь как с той грязью, которой давно уже нет, так и с той, что всё время, время от времени появляется в любом доме. Всё это, конечно же заняло время. И много. Но зато теперь, благодаря тому у меня есть бесконечное множество минут!.. И это прекрасно… Так вот, когда я отчистила дом — хотя бы как-то, хоть как на первое время… Ну, это ещё тогда, давно… Тогда я решилась попросить Отца жить со мной и Он пришёл. И мы теперь живём вместе, дружно. Мы с Ним и дальше теперь убираем дом, обустраиваем. Ведь то что я смогла убрать тогда — вначале, так это крупная грязь, которую было видно и в неосвещенном помещении — при том только свете, что падал из окон. Хотя ещё и не вымытых. Даже его было достаточно, чтобы разглядеть основной беспорядок. А уж теперь, когда мы уже живём вместе, так в ясном свете видны и самые маленькие остатки пыли и паутины. Их видно все и нужно мне только постараться их убрать.

Но, так что, Вы понимаете — дом у каждого есть, с детства. Вопрос только когда и в каком возрасте Вы за него, наконец-то, возьметесь. Так что и у Вас есть дом. Вы ведь наверное ещё чувствовали, как будто у Вас есть дом — хотя бы в раннем детстве?..

Я подумал про детство и не знал, что сказать. Мне кажется, что там не было ничего. Вернее — видимо я не помнил…

— Я не… Не помню. — сказал я, немного сам удивившись себе. И даже испуганно. — Я, в том смысле, что… Вообще не помню. Ничего, если честно… что было…

— Не пом-ни-те!.. — с жалостью в голосе протянула девушка, — Ох, как же мне Вас жаль! Вы бы знали!.. Ведь если Вы… С какого момента, скажите, Вы не помните?..

— Я?.. Не помню, с какого.

— Ах, да — лучше тогда постарайтесь вспомнить — до какого момента Вы помните?..

— До… До… Где-то год. Наверное.

Меня накрыл ужас. Я, и правда, помнил всего только год из своей жизни. Год, доверху наполненный словечками и фразочками, зеленым коридором, жестяным крыльцом и буквами на нём… моей маленькой серой квартиркой. Это то, наверное, чем можно объяснить и тот хлеб. И ту Таню. И… А вот шарф?.. Шарф — не знаю, как объяснить.

— Го-ооод!.. Год… — тихо добавила Аля, приопустив голову. — Вы не хотите ещё чаю?.. Нет? А может скушать ещё чего-нибудь… Нет… Ну… Мне Вас очень жаль. Вы, видимо, что-то прошли такое, что… Ведь просто так не забывают. Да, сейчас всех стремяться заставить забыть — всё, всё. Да и всегда так старались, пока жива земля. Есть те силы, что делают это. Чем меньше помнит человек — тем больше он потерян ведь?.. Тем легче его взять и привести неизвестно куда… Ведь он пойдёт, забыв про дом. Но, что же… Мы пойдём дальше?.. Пойдемте… Нет, не сюда, куда шли. Мне хочется на воздух… Пойдёмте сюда.

И Аля открыла боковую дверь. Через неё мы попали на открытую терассу. Но что-то тут было уж слишком неуютно. По полу террассы и по стене хлестал дождь. Даже немножечко с градом.

Аля уверенно вошла и крикнула (видимо из-за сильного ветра) мне назад:

— Вы можете не заходить!.. Постойте там, оттуда и так видно мою терассу. А я чуть-чуть вдохну дождя. Если Вы, конечно, не против подождать.

— Да… Конечно. Как резко погода изменилась!.. — едва сказал я и тут же вздрогнул от блеснувшей прямо рядом с нами молнии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царь-девица
Царь-девица

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В данной книге представлен роман «Царь-девица», посвященный трагическим событиям, происходившим в Москве в период восшествия на престол Петра I: смуты, стрелецкие бунты, борьба за власть между членами царской семьи и их родственниками. Конец XVII века вновь потряс Россию: совершился раскол. Страшная борьба развернулась между приверженцами Никона и Аввакума. В центре повествования — царевна Софья, сестра Петра Великого, которая сыграла видную роль в борьбе за русский престол в конце XVII века.О многих интересных фактах из жизни царевны увлекательно повествует роман «Царь-девица».

Всеволод Сергеевич Соловьев , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Приключения / Сказки народов мира / Поэзия / Проза / Историческая проза
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира / Проза