Дом Весталок

— Это моя дорогая, моя милая, моя очаровательная маленькая Момо.

— Но, на вашем пороге изображен молосский мастиф, которым это животное точно не является.

— Момо — мелитинский терьер — правда, крошечный, но очень свирепый, — сказал Луций. Словно в доказательство слов своего хозяина, маленькая собачонка снова затявкала. Затем она нервно облизала подбородок Луция, что, похоже, доставила ему огромное удовольствие.

— На вашем пороге надпись советует посетителям остерегаться собаки, — скептически сказал я.

— Как и должно быть, особенно не прошенным четвероногим посетителям.

— Вы считаете, что эта собака сможет отпугнуть кошек?

— Никогда больше эти проклятые создания не нарушат мой покой, пока малышка Момо будет меня защитить. Разве это не так, Момо? Разве ты не самая лучшая охотница за кошками? Моя храбрая, смелая маленькая Момо…

Я закатила глаза и мельком увидела что-то черное и гладкое, лежащее на крыше. Почти наверняка это была та самая кошка, которая так напугала Луция во время моего последнего визита.

Через мгновение терьер сорвался с колен своего хозяина, исполнив на полу неистовый круговой танец, отчаянно затявкал и оскалил зубы. На крыше черная кошка выгнула спину, зашипела и исчезла.

— Вот видишь, Гордиан! Эй, все кошки Рима, берегитесь моей собаки! — Луций подхватил терьера на руки и поцеловал в нос. — Вот, такой вот, Момо! И в тебя не нужно верить, как в кошку а то бы Гордиан усомнился в тебе…

Я вспомнил прописную истину, которую узнал от Бетесды: в этом мире живут те, кто любит кошек, и те, кто любит собак, и никогда между ними не будет согласия. Но мы с Луцием Клавдием решили выпить, по крайней мере, по кубку вина, и обменяться последними сплетнями с Форума.

Дом Весталок

— Что ты знаешь о весталках-девственницах?[44] — спросил Цицерон.

— Только то, что знает каждый римлянин: что их шестеро, что они охраняют вечный огонь в храме Весты, что они служат не менее тридцати лет, в течение которых дают обет целомудрия. Каждое поколение или около того разражается ужасным скандалом…

— Да, да, — сказал Цицерон. Носилки слегка качнулись, пронеся нас вперед. Ночь была безлунная, и носильщики, идущие по неровным булыжникам при свете факелов, устроили нам ухабистую поездку. — Я поднимаю этот вопрос только потому, что мы живем во времена религиозного неверия, хотя я и сам придаю кое-какое значение всем этим бессмысленным суевериям…

Самый острый ум Рима городил несуразицу. Цицерон был необычайно взволнован.

Он подошел к моей двери среди ночи, вытащил меня из моей постели и настоял, чтобы я поперся с ним неизвестно куда.

Носильщики бежали быстрым шагом, от чего мы все время тряслись; я скорее, предпочел бы выбраться и побежать рядом с ними. Раздвинув шторы, и выглянул наружу. Внутри закрытой кабины я потерял ориентацию; темная улица была похожа на любую другую. — Куда мы направляемся, Цицерон?

Он проигнорировал мой вопрос: — Как ты заметил, Гордиан, весталки особенно подвержены скандалам. Ты, без сомнения, слышали о незавершенном деле против Марка Красса?

— Об этом говорят в каждой таверне города — самого богатого человека в Риме обвиняют в совращении весталки. И не какой-нибудь, а самой Лицинии.

— Да, Верховная Жрица Весты, дальняя родственница Красса. Обвинение, конечно, абсурдно. Вероятность того, что Красс втянется в такое дело, не выше, чем у меня. Как и я, в отличие от столь многих из наших современников Красс выше низменных плотских наслаждений, но при этом есть множество свидетелей, готовых подтвердить, что его неоднократно видели в обществе Лицинии — в театре во время празднеств, на Форуме — крутившимся возле нее неподобающим образом, чуть ли не приставая к ней. Мне также сказали, что имеются косвенные доказательства того, что он посещал ее даже днем в доме весталок, в отсутствии ее младших спутниц. Тем не менее, в этом нет никакого основания для преступления, если неосмотрительность не является преступлением. Люди ненавидят Красса только за то, что он так разбогател…

Величайший ум Рима снова начал погружаться в дебри логистики. Час, в конце концов, был поздним. Я прочистил горло:

— Ты будешь защищать в суде Красса? Или Лицинию?

— Ни того, ни другого! Моя политическая карьера вступила в очень деликатную фазу. Я не собирался иметь никакого публичного отношения к скандалу, связанному с весталками. Вот почему события этого вечера принимают для меня катастрофический оборот!

«Наконец, — подумал я, — мы приступим к делу». Я снова выглянула сквозь занавески. Казалось, мы приближались к Форуму. Какие у нас могли быть дела здесь среди этих храмов и площадей посреди ночи?

— Как тебе, наверное, известно, Гордиан, одна из младших весталок является моей родственницей.

— Нет, я не знал этого.

— Во всяком случае, родственница по моему браку; Фабия — сводная сестра моей жены и, следовательно, является моей невесткой.

— Но обвиняемая весталка — сама Верховная Жрица Лициния.

— Да, в скандале была замешана только Лициния… до событий сегодняшнего вечера.

— Цицерон, ты намеренно что-то скрываешь?