Дом Весталок

Надо купить Эко подарок, решил я. Впрочем, подарки надо бы купить обоим — нет лучшего способа умиротворить Бетесду, когда она не в духе. Для Эко я выбрал красный кожаный мяч — таким мальчишки играют в «треугольник», подбивая его локтями и коленями. А для Бетесды подошло бы тёмно-синее покрывало с серебряными бабочками (впрочем, если я такого не найду, обычное полотняное тоже сойдёт). На улице, где торговали тканями, я отыскал лавку своего давнего знакомца Рузона.

Я попросил его показать мне тёмно-синее женское покрывало. И вот он демонстрирует волшебную, невесомую как паутина ткань — иссиня-чёрную с серебром. Впрочем, это был не только самый великолепный, но и самый дорогой товар в лавке. Я вздохнул: такая покупка была мне не по средствам, о чём я и сказал Рузону. Тот пожал плечами:

— А я почём знаю? Может быть, ты только что играл в кости и выиграл кучу денег «броском Венеры». Но у меня есть и товары попроще, — и он тут же представил их мне на выбор.

— Нет, — ответил я, не видя ничего подходящего, — я передумал.

— Тогда, может быть, что-то синее, но более светлое? Ярко-голубое, небесного цвета?

— Не думаю, что это…

— Погоди, сейчас Феликс тебе всё покажет. Феликс! Принеси сюда что-нибудь из новых александрийских покрывал — ярко-голубое, с жёлтым шитьём!

Молодой раб в волнении закусил губу и сжался, будто ожидая удара. Я удивился: Рузона я знал как человека весьма сдержанного, вряд ли он мог быть чрезмерно жестоким хозяином.

— Чего ты ждёшь? — Рузон повернулся ко мне и покачал головой. — Этот новый раб совершенно бесполезен, даже хуже. Что бы там ни наплёл работорговец, ему бы не помешало прибавить малость ума. Записи он ведёт прилично, но здесь в лавке, от него толку не добьёшься. Вот, смотри — опять! Феликс, да что с тобой? Ты что, стараешься разозлить меня? Хочешь, чтобы я тебя вздул? Больше я такого терпеть не стану!

Раб отшатнулся, он выглядел совершенно сбитым с толку. В руках у него было жёлтое покрывало.

— И вот так каждый раз! — Рузон в отчаянии схватился за голову. — Он хочет свести меня с ума! Я велю ему принести голубую ткань — а он приносит мне жёлтую! Требую жёлтую — он приносит голубую! Ты когда-нибудь видал такого дурака? Ну, Феликс, сейчас я тебе всыплю! — и он погнался за рабом, размахивая внушительного размера розгой.

И тут я всё понял.

Как я и ожидал, моего приятеля Статилия в его квартире на Субуре не было. На мои расспросы домовладелец, заговорщически поглядев на меня, шепнул, что Статилий покинул Рим и перебрался за город. Казалось, он хочет сбить собаку со следа.

Статилия не было ни в одном из тех мест, где я надеялся отыскать его в праздничный день. В тавернах он не появлялся, в лупанариях тоже. Вряд ли он пошёл бы в игорный дом, подумал я — и тут же понял, что он именно там.

Долго обходить игорные заведения Субуры не пришлось — Статилий подвернулся мне довольно быстро. Я встретил его в переполненной комнате на третьем этаже старого доходного дома. Вокруг толпились люди, одетые вполне прилично, некоторые даже в тогах. Сам он, опустившись буквально на четвереньки, тряс чашку с костями, вполголоса молясь Фортуне. Наконец он метнул кости — гости сгрудились вокруг него и тут же с громкими возгласами отступили. Выпали три тройки и шестёрка — очень удачный «бросок Рема».

— Есть! Есть! — кричал Статилий, протягивая руки. Другие передавали монеты.

Я ухватил его за шиворот и потянул в соседнюю комнату.

— Думаю, ты уже и так достаточно успел задолжать, — сказал я.

— Вовсе нет! — возразил он с широкой улыбкой. Его лицо горело возбуждением, на лбу блестели бисеринки пота — как у человека, больного лихорадкой.

— Сколько именно ты должен Флавию?

— Сто тысяч сестерциев.

— Сто тысяч! — у меня перехватило дыхание.

— Никак не больше. Но ты видишь — теперь я могу расплатиться с ним! — он потряс передо мной монетами. — В соседней комнате у меня две сумки набиты серебром — за ними сейчас глядит мой раб. А ещё — хочешь верь, хочешь нет — акт на владение домом на Целии. Как видишь, я сумел выкарабкаться из этой ямы!

— Но она стоила жизни другому человеку.

Улыбка Статилия разом поблекла.

— Значит, ты всё же догадался. Но кто мог предвидеть такой исход? Во всяком случае, не я. А когда всё случилось, я вовсе не радовался смерти Панурга — да ты это и сам видел. У меня в душе не было ненависти к нему. Зависть — да, была, но исключительно по работе. Если Судьба решила, что ему следует умереть вместо меня, то кто же в этом виноват?

— Ты слизняк, Статилий. Кто тебе мешал рассказать правду Росцию? Или мне?

— А что мне было известно? Некто, кого я не знаю, убил несчастного Панурга. Я при этом не присутствовал.

— Но ты догадывался, как всё было на самом деле — а это почти то же самое. Потому ты и позвал меня за кулисы, верно? Ты боялся, что убийца вернётся за тобой. Я был тебе нужен как охрана?

— Может быть. Так или иначе, он не вернулся.

— Ты слизняк.

— Ты уже говорил это, — улыбка сползла с его лица, как ненужная маска. Он освободил ткань своей туники из моих пальцев.

— Ладно, ты скрывал правду от меня. А от Росция — почему?