Дом Весталок

— Значит, тот головорез не отличал голубой цвет от жёлтого? — спросила Бетесда. — Но даже и тогда…

— Понимаешь, вчера ростовщик пришёл в театр, чтобы вытрясти из Статилия долг, угрожая убийством. Вот почему Флавий так встревожился, когда я сказал ему: «Сегодня тебя ждёт настоящий «Клад»!». Он-то думал, что речь идёт о деньгах, которые ему должен Статилий. Представление он смотрел достаточно долго, чтобы понять: Статилий в голубом одеянии играет Мегадора. Ведь признать его голос не так уж трудно. Тогда он отправил убийцу за кулисы, зная, что переулок за храмом Юпитера будет пуст. Убийце он велел подкараулить там актёра в голубом наряде. Думаю, Эко расслышал приказ Флавия — а может, разобрал только слово «голубой». Он уже тогда, в театре, чувствовал неладное, и даже пытался сказать мне об этом — но вокруг нас шумела толпа, а громила шёл прямо по моим ногам. Верно, Эко?

Мальчик кивнул и ударил себя кулаком по ладони: да, именно так всё и было.

— К несчастью для бедного Панурга в жёлтом наряде, убийца не только страдал искажением зрения, но и был необычайно глуп. Чтобы заколоть именно того, кого следует, ему нужно было больше примет, чем один только цвет одежды. А он ни о чём не спросил своего хозяина. Впрочем, даже если бы и спросил — наверняка Флавий поднял бы его на смех и велел исполнять, что приказано — не понимая, в чём тут дело. Убийца подстерёг Панурга в желтом наряде, который был для него голубым — и заколол. Исполнил своё задание и одновременно провалил его.

Статилий же, видя среди зрителей Флавия, зная, что тот собирается его убить, узнав о гибели Панурга и заметив исчезновение громилы — догадался обо всём. Неудивительно, что он был так потрясён смертью раба — ведь убить-то должны были его самого!

— Значит, Панург погиб просто по воле случая? И никто не будет за это наказан? — с грустью спросила Бетесда.

— Не совсем так. Панург был очень ценной собственностью. По закону владельцы убитого раба вправе требовать его полную стоимость с человека, виновного в его смерти. Как я понимаю, Росций и Херея намерены взыскать с ростовщика по сто тысяч сестерциев каждый. Если же он доведёт дело до суда и проиграет, то ему придётся платить двойную сумму. Зная жадность Флавия, рискну предположить, что он предпочтёт не искушать судьбу и заплатит сразу.

— Не слишком тяжкое наказание за бессмысленное убийство.

Я кивнул:

— И не слишком серьёзная плата за гибель такого таланта. Но это единственное правосудие, которое может предложить римский закон, если гражданин убивает раба.

На сад опустилась тяжёлая тишина. После того, как его способности получили признание, Эко всецело заинтересовался кожаным мячом. Он подбросил его, поймал и покачал головой, довольный тем, как мяч лежит в его ладони.

— Да, Эко, я ведь говорил, что у меня есть для тебя и другой подарок, — его глаза вспыхнули. Я похлопал по кошелю с серебром. — Теперь ты будешь избавлен от моих неуклюжих уроков. Каждое утро сюда будет приходить настоящий учитель, чтобы преподавать тебе латынь и греческий. Он будет строг, и ты от него наверняка натерпишься — зато по окончании учёбы будешь читать и писать лучше, чем я. Такой умный мальчик меньшего не заслуживает.

Эко просиял. Мяч из его рук взлетел на небывалую высоту.

На этом история и закончилась — не считая одной мелочи.

Позднее, той же ночью, мы с Бетесдой лежали в постели. Ничто не разделяло нас, кроме тонкого покрывала, пронизанного серебряными нитями. В течение нескольких минут я был полностью доволен своей жизнью и этим миром. Расслабившись, я размышлял вслух:

— Может быть, мне и в самом деле следует усыновить этого мальчика…

— А почему нет? — Бетесда, даже засыпая, не теряла способности говорить требовательным тоном. — Какие ещё знаки тебе нужны? Даже если бы Эко был твоим сыном по крови — он и тогда не мог бы сильнее походить на тебя.

Как всегда, она была права.

История о хранилище серебра

— Расскажи мне историю, Бетесда.

Это была самая жаркая ночь самого жаркого лета, которое я когда-либо помнил в Риме. Я выдвинул с вой диванчик в галерею перистиля среди тисовых деревьев, чтобы поймать любой ветерок, который мог пронестись над Эсквилинским Холмом. Небо над головой было безлунным и полным звезд. И все же сон не шел.

Бетесда лежала рядом на другом диванчике. Мы могли бы лечь вместе, но было слишком жарко, чтобы прижимаясь лежать вдвоем. Она вздохнула.

— Час назад вы просили меня спеть вам песню, господин. Час назад вы просили меня обтереть вам ноги мокрой тряпкой.

— Да, и песня была милая, и ноги отдохнули. Но я все еще не могу уснуть. И ты тоже. Так что расскажи мне что-нибудь.