Дом Весталок

Луций произнес слова благодарности рабу, который в ответ пробормотал какую-то фразу, но я ее почти не расслышал. Как и Эко, я стоял, завороженный внезапным серебряным сиянием. На наших ослепленных глазах солнечный свет, льющийся через окна, превращался в белый жидкий огонь, который переливался, искрился и танцевал. Я взглянул на Эко и увидел его изумленное лицо, озаренное лепестками отраженного света, затем снова посмотрел на картину великолепия перед нами.

Предметом мебели, о который Луций ударился коленом, был деревянный сундук высотой до бедра. Само по себе это было изумительное произведение искусства, искусно выполненное и инкрустированное кусочками ракушек и обсидиана. На откидной крышке была постелена кроваво-красная ткань. А на ней была разложена самая потрясающая коллекция серебряных предметов, какую я когда-либо видел.

— Великолепные, не так ли? — сказал Луций.

Я просто кивнул, и от восторга онемел почти как Эко.

— Обрати внимание на кувшин, — с энтузиазмом сказал Луций. — Форма такая изящная. Видишь, ручку в виде кариатиды, скрывающей свое лицо?

Изделие было изысканным, как и серебряный гребень, инкрустированный верблюдом, рядом с соответствующей серебряной щеткой, на обратной стороне которой было рельефное изображение сатира, подглядывающего за купающимися нимфами. Ожерелье из серебра и янтаря лежало рядом с другим ожерельем из серебра и лазурита и еще одним из серебра и черного дерева, и у каждого было по паре одинаковых серег и одинаковых браслетов. Две серебряные чаши были украшены тиснением со сценами охоты вокруг основания, а другая пара чашек была украшена геометрическим греческим орнаментом.

Больше всего впечатляло своими размерами, огромное серебряное блюдо шириной с мужское предплечье. Его граница представляла собой круг из рельефных листьев аканта, а в центре среди головокружительного множества сатиров, фавнов и нимф буйствовал дух веселья Силен. Когда Луций на мгновение отвел взгляд, Эко указал на лицо Силена, а затем кивнул в сторону нашего хозяина. Я понял, что он имел в виду: что все изображение Силена имело портретное сходство с Луцием Клавдием, начиная с пухлого круглого лица поверх пухлого круглого тела, так что ничем иным оно быть не могло.

— Должно быть, вы заказали эти украшения специально для себя, — сказал я.

— Да, я заказал серебряных дел мастеру на улице Серебряных мастеров. Эти изделия, я думаю, доказывают, что здесь, в Риме, можно найти столь же высокое качество работы, как и среди изделий, привезенных из Александрии и других мест.

— Да, — согласился я, — при условии, что у вас есть кошелек, чтобы заплатить за это.

— Ну, это было немного экстравагантно, — признал Луций, — но необработанное серебро поступает из Испании, а не с Востока, что помогает снизить цену. В любом случае, стоит заплатить, чтобы увидеть, как будут выглядеть выглядят их лица, когда мои кузены увидят, что я подарю им на Сатурналии. Ведь ты же знаешь, традиционно дарят серебро…

— Если кто-то может себе это позволить, — пробормотал я.

— …но в прошлом, боюсь, некоторые из моих родственников провозгласили меня немного скрягой. Ну, у меня нет ни жены, ни детей, так что, я полагаю, не умею расточать свое богатство на окружающих, и иногда трудно уловить праздничное настроение, когда ты холостяк. Но только не в этом году — в этом году я выложился по полной, как видишь.

— Действительно, — согласился я, подумав, что даже утомленные своим, богатством патриции, такие как представители клана Клавдиев, наверняка, впечатлятся щедростью Луция.

Луций на мгновение постоял, глядя на различные сосуды и украшения, затем повернулся к рабу, который задержался рядом. — Но, Стефанос, что это с тобой? Неужели тебе интересно сидеть здесь, в темноте, в такой чудесный день? Сходил бы, погулял с остальными.

— Не беспокойтесь, хозяин! — сухо сказал морщинистый раб, как бы показывая, что вероятность того, что он совершит нечто подобное, весьма мала.

— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду — тебе следовало бы сходить и развлечься.

— Мне и здесь достаточно уютно, хозяин.

— Ну, тогда развлекайся, как хочешь.

— Уверяю вас, я так же способен развлекаться здесь, как и везде, — сказал Стефанос. Хотя мне казалось сомнительным, что его вообще можно было чем-то развлечь.

— Хорошо, — засмеялся Луций, — пусть будет по-твоему, Стефанос. Отдыхай как хочешь. В конце концов, в этом и смысл праздника.

Луций снова остановился перед сундуком и с любовью потрогал кувшин, который он показал первым и к которому, казалось, особенно привязался. Оставив все эти сокровища лежать на красной материи, он провел нас в атриум и предложил каждому из нас по чашке вина.