Дом Весталок

— Конечно, — сказал он, — хотя сейчас там не на что смотреть. Я приказал перенести тело Стефаноса в другую комнату… — Его фраза оборвалась, когда он повернулся и направился к задней части дома, сняв со стены масляную лампу, чтобы осветить путь.

В мерцающем свете лампы комната казалась очень пустой и немного жуткой. Ставни были закрыты, а окровавленная ткань с сундука была убрана.

— Какие ставни были открыты, когда вы нашли Стефаноса мертвым? — сказала Бетесда.

— Э-эти, — сказал Луций, слегка заикаясь. От его прикосновения они приоткрылись. — Кажется, защелка сломана, — объяснил он, снова пытаясь захлопнуть их.

— Сломаны, потому что ставни открывались не защелкой, а их толкнули снаружи, — заявила Бетесда.

— Да, мы выяснили это сегодня утром, — сказал он. — Должно быть, их толкнули снаружи. Кто-то посторонний ворвался внутрь…

— Я думаю, что нет, — сказала Бетесда. — А что, если бы кто-то взялся за верхнюю часть ставней и распахнул их, вот так? — У другого окна она распахнула ставни, сломав защелку посередине.

— Но зачем кому-то это делать? — спросил Луций.

Я приоткрыл губы и глубоко вздохнул, начиная понимать, что имела в виду Бетесда. Я почти заговорил, но спохватился. В конце концов, идея принадлежала ей. Я решил позволить ей раскрыть это.

— Раб Тропс сказал, что сначала он услышал смех, затем хрип, потом стук. Смеялся, по словам Эко, Стефанос.

Луций покачал головой. — Трудно такое даже представить.

— Потому что вы никогда не слышали, как смеется Стефанос? И я могу сказать вам почему: потому что он смеялся только за твоей спиной. Спроси кого-нибудь из рабов, которые были здесь дольше, чем Тропс, и послушайте, что они вам скажут.

— Откуда ты это знаешь? — запротестовал Луций.

— Этот человек вел ваше домашнее хозяйство, не так ли? Он был вашим главным рабом здесь, в Риме. Поверьте мне, время от времени он смеялся над вами за вашей спиной. — Луций, казалось, был ошеломлен такой идеей, но с Бетесдой спорить было невозможно. — Что касается грохота, который услышал Тропс, то вы только что слышали тот же звук, когда я рывком открыла эти ставни. Затем Тропс услышал удар, удар — это был звук удара головы Стефаноса о твердый край сундука. — Она вздрогнула. — И он упал на пол, как я думаю, схватившись за грудь и истекая кровью. — Она указала на то самое место, где мы нашли Стефаноса. — Но самым значительным звуком был тот, которого никто не услышал, — лязг серебра.

— И что ты этим хочешь сказать? — спросил Луций.

— Я хочу сказать, что ваш раб с деревянным лицом, у которого, как вы считали, нет чувства юмора, по-своему отпраздновал Сатурналии в этом году. Стефанос втайне подшутил над вами, а потом слишком громко рассмеялся над собственной дерзостью. Стефанос был очень стар, не так ли? У старых рабов слабое сердце. Она схватился за верхнюю часть ставней и рывком распахнул их. — Там была ненадежная опора. Он свалился и ударился головой, а затем упал на пол. Был ли этот удар головой смертельным для него, или его подвело сердце? Кто сейчас может сказать?

— Но серебро! — спросил Луций. — Где оно сейчас?

— Где Стефанос мог тщательно и молча запрятать его, думая напугать своего хозяина?

Я затаил дыхание, когда Бетесда открыла крышку сундука; что, если она ошиблась? Но там, внутри, поверх расшитых покрывал, блестевших в свете лампы, находились посуда, ожерелья и браслеты, которые Луций показывал нам утром.

Луций ахнул и мне показалось, будто он вот-вот потеряет сознание от облегчения.

— Но я все еще не могу в это поверить, — сказал он, наконец. — Стефанос никогда раньше не проделывал такие шутки!

— Да что вы говорите? — произнесла Бетесда. — Рабы все время отпускают такие шутки, Луций Клавдий. Смысл таких шуток не в том, чтобы их господа услышали их и почувствовали себя глупцами, ибо тогда дерзкий раб будет наказан. Нет, дело в том, что хозяин никогда не должен даже догадываться, что он стал мишенью для шуток. Стефанос, вероятно, планировал сходить развлечься на улице, когда вы обнаружили бы пропажу серебра. Он позволил бы вам какое-то время пометаться в панике, а потом вернулся бы домой, и когда вы в бешенстве набросились бы на него со словами, что серебро украдено, он показал бы его вам в самом сундуке.

— Но я бы пришел в ярость.

— Тем лучше, чтобы доставить еще большее удовольствие Стефаносу. Потому что, когда вы спросили бы его, почему он положил туда серебро, он ответил бы, что вы сказали ему это сами и что он только выполнял ваши приказы.

— Но я никогда не давал ему таких указаний!

— «Нет, но вы это сделали, хозяин», сказал бы он, покачав головой в ответ на вашу рассеянность, и с его суровым, лишенным юмора выражением у вас не было бы иного выбора, кроме как поверить ему. Вспомните, Луций Клавдий, и я подозреваю, что вы можете вспомнить и другие случаи, когда оказывались в затруднительном положении после слов Стефаноса, что это произошло из-за вашей собственной забывчивости.

— Ну, теперь, когда ты об этом упомянула… — сказал Луций, выглядя явно смущенным.

— И все это время Стефанос смеялся над вами за вашей спиной, — продолжала Бетесда.