Домби и сын

Однимъ изъ самыхъ страшныхъ обстоятельствъ этой церемоніи для капитана Куттля было необыкновенное участіе, которое принимала въ ней миссъ Юліана Макъ Стингеръ, вылитый портретикъ своей матушки. Она, по-видимому, сосредоточила вс свои способности на томъ, что совершалось передъ ея глазами, и капитанъ, съ замираніемъ сердца, видлъ въ ней плодовитый зародышъ безконечныхъ западней и ловушекъ, которыя, иостоянно, въ продолженіе цлыхъ поколній, на Корабельной площади разставлены для честныхъ моряковъ, лишенныхъ всякой способности защищать свою личность противъ сухопутнаго коварства. Зрлище поразительное и даже экстраординарное въ своемъ род, ибо миссъ Юліана Макъ Стингеръ затмевала собой и м-съ Бокумъ съ ея желзной волей, и коротенькаго джентльмена съ его высокой шляпой, и даже самое Макъ Стингеръ съ ея отчаянной и свирпой непреклонностью. Маленькіе Макъ Стингеры весьма не много смыслили въ этихъ длахъ, и главнйшимъ ихъ увеселеніемъ, въ продолженіе церемоніи, было — путешествовать по ногамъ джентльменовъ; но зато тмъ поразительне выставлялся кнтрастъ этихъ невинныхъ малютокъ съ миссъ Юліаной, воплощавшей въ себ будущую безпардонную даму со всми ея принадлежностями. "Какихъ-нибудь два, три года, — думалъ капитанъ, — и горе несчастному, который вздумаетъ пріютиться подъ одною кровлею съ этой двицей".

Церемонія закончилась шумнымъ ликованіемъ юныхъ птенцовъ благопріобртенной семьи м-ра Бенсби, которые вс бросились на шею къ милому папаш и просили y него деньженокъ на бонбошки. Когда кончились эти изліянія нжнйшихъ, трогательныхъ чувствъ, процессія готова была выступить изъ церкви, но, вдругъ, на нкоторое время, ее пріостановилъ неожиданный вопль со стороны Александра Макъ Стингера. Этотъ милый птенецъ, взглянувъ на могильные памятники подл часовни, ни съ того ни съ сего забралъ себ въ голову, что его маменьку хотятъ будто зарыть въ свжей могил, и она съ нимъ распрощается навсегда. На этомъ законномъ основаніи онъ завизжалъ съ изумительной силой, и его младенческое личико даже почернло отъ надрыва. Но какъ ни были трогательны эти умилительные знаки сыновней любви, маменька его была отнюдь не такая дама, чтобы позволить въ своемъ присутствіи выказывать подобную слабость. Посл безполезныхъ попытокъ образумить малютку подзатыльниками и щелчками, она выволокла его на свжій воздухъ, поставила на мостовую, и вскор свадебная компанія имла удовольствіе слышать громкіе аплодисменты, которые раздавались по спин и плечамъ юнаго Александра.

Когда все пришло въ стройный порядокъ, процессія, съ приличнымъ торжествомъ, двинулась опять на Корабельную площадь, при громкихъ свисткахъ и рукоплесканіяхъ праздношатающихся звакъ, которые, скидывая шляпы, униженно кланялись м-ру Бенсби и поздравляли его съ благополучнымъ пріобртеніемъ красавицы. Капитанъ проводилъ компанію до дверей девятаго номера, но дальше идти не хотлъ, несмотря на великолпный пиръ, который былъ приготовленъ для счастливыхъ гостей. Во-первыхъ, м-съ Бокумъ, свободная теперь отъ исполненія своей трудной обязанности — плнникъ натурально вырваться бы не могъ — обратила все свое вниманіе на капитана и засыпала его отчаянными любезностями, а, во-вторыхъ, честный капитанъ слишкомъ мучился угрызеніями совсти при мысли, что онъ самъ нкоторымъ образомъ завелъ своего пріятеля въ эту западню, хотя, конечно, ему никакъ не могло придти въ голову, чтобы мудрый Бенсби, совершеннйшій знатокъ человческой натуры, допустилъ такимъ образомъ опутать себя. Поэтому капитанъ, не входя въ брачный домъ, учтиво раскланялся съ своей дамой и отправился назадъ, общая, впрочемъ, воротиться опять не позже, какъ часа черезъ два.

Капитанъ усталъ, растерялся, былъ взволнованъ, но ему, однако, ничего не стоило въ этотъ же день завернуть на часокъ къ м-ру Домби, хотя квартира этого джентльмена была теперь за городомъ въ одномъ изъ самыхъ отдаленныхъ лондонскихъ предмстій. Туда онъ и направилъ свои шаги, не заходя даже къ старику Соломону въ предлы деревяннаго мичмана.

Сторы были опущены, и въ дом была такая тишина, что капитанъ сначала не ршался постучаться въ дверь; но скоро, почти надъ самымъ ухомъ, раздались голоса, и когда онъ постучался, м-ръ Тутсъ вышелъ къ нему на встрчу. Въ самомъ дл, м-ръ Тутсъ и его супруга были уже здсь.

Тотчасъ же по прибытіи въ этотъ домъ, миссъ Тутсъ схватила на руки чьего-то ребенка, услась съ нимъ на ступени лстницы и принялась его лелять, цловать, миловать и няньчить съ необыкновеннымъ, истинно-материнскимъ восторгомъ. Флоренса была тутъ же съ потупленною головою, и трудно было сказать, кто былъ миле для м-съ Тутсъ, мать или ребенокъ, или кто изъ нихъ былъ нжне, Флоренса къ м-съ Тутсъ или м-съ Тутсъ къ Флоренс, или об он къ невинному младенцу.

— Папенька вашъ очень боленъ, душечка миссъ Флой? — спросила Сусанна.

— Очень, очень боленъ, — сказала Флоренса. — Сусанна, другъ мой, пожалуйста, не называйте меня моимъ старымъ именемъ. A это что? — воскликнула Флоренса, бросивъ изумленный взглядъ на ея костюмъ. — Старое платье, моя милая? старая шляпка, букли, все старое?