Домочадец

Со словами «настало время заняться твоим имиджем» Франц выпорхнул из лимузина и бросился мне навстречу, крепко схватив под руку, словно своего любовника. На пешеходной улице, вдоль которой с обеих сторон тянулись торговые центры, Франц ещё сильнее вцепился в мой локоть, почуяв непростое отношение своего подопечного к обновлению гардероба. Я решил не сопротивляться воле моего имиджмейкера. Мне хотелось быстрее вырваться из-под его плотной опеки, к тому же я испытывал сильнейшую потребность побыть одному накануне встречи с Анжелой. Потому я покорно проследовал за Францем в первый попавшийся бутик и с невозмутимым спокойствием примерил чёрный бархатный пиджак английского покроя. Франца ничуть не задело, что пиджак оказался сильно зауженным в талии, и он преподнёс мне на вешалке чёрные брюки, горя страстным желанием собственноручно «выкроить» мой салонный образ. Брюки более-менее подошли, хотя по отношению к приталенному пиджаку были широковаты по всей длине, но я «не заметил» и этой «неброской» диспропорции и дал Францу отмашку из раздевалки, на что он, несколько раз обмеривший меня с ног до головы пытливым взглядом, выразил удовлетворение моим нелепым видом и метнулся к кассе, осчастливив пожилую даму крупным наличным взносом.

– А теперь едем в парикмахерскую, – сказал Франц в предвкушении звонкого щёлканья ножниц над моей головой. – Я отвезу тебя в отличный салон.

Я молча повиновался. Этот здоровый весельчак начинал меня понемногу забавлять. Вымуштрованный своим шефом до состояния заведённого паяцика, он в какой-то момент даже вызвал к себе неожиданную жалость, но лишь на мгновенье.

Полная растрёпанная фрау Кеглевитц лихо орудовала над моей головой ножницами и восхищалась тем, что с некоторыми иностранцами (она имела в виду меня) ей работать гораздо приятнее и легче, чем с неповоротливыми добропорядочными горожанами. Франц, буйное отражение которого в зеркале передо мной таяло и появлялось в перманентной актёрской улыбке, являл собой одну сплошную гордость по случаю доставки такого податливого клиента, как я, в престижный салон.

Фрау Кеглевитц измывалась надо мной полтора часа. Даже мой терпеливый гид не выдержал затяжного сеанса безделья и, просмотрев свежие газеты, незаметно исчез в неизвестном направлении. Его отсутствие меня успокоило, и я безболезненно воспринял возникновение мокрого сосульчатого ёжика на голове моего двойника, забравшегося в кресло напротив и скрупулёзно изучавшего мои бледные внешние данные. Доведя мой приглаженный облик до конъюнктурного вида банковского клерка, фрау Кеглевитц посчитала своё дело завершённым и пригласила меня в соседний зал, пытаясь заманить в солярий и отправить к маникюрше. С этим издевательством я уже смириться не мог и, пользуясь отсутствием Франца, быстро рассчитался с навязчивой фрау, которая слегка ахнула, когда из карманов потрёпанных джинсов я вытащил четыре скомканные пятисотмарочные купюры.

Я вышел из парикмахерской довольный тем, что оторвался от своего опекуна. Лимузин Франца стоял на противоположной стороне улицы, что не гарантировало мне полной свободы. Фрау Кеглевитц наблюдала за мной из– за тонированного окна, залепленного рекламными аппликациями. Из-за соседнего окна меня рассматривали работники салона. С собой у меня была карта-схема Гамбурга. По ней я хотел выйти к главному железнодорожному вокзалу, откуда до владений VDST оставалось десять минут медленным шагом. Через полчаса я набрёл на Кунстхалле и перекусил в вокзальном бистро. Я миновал «Атлантик» и взглянул на окна моей комнаты. Свет в номере не горел, хотя и вечерело. Я решил, что Франц не стал меня дожидаться в номере и дал мне возможность самостоятельно завершить день.