Домовой, которого любили...

— Тогда вот этого, беленького! Во-первых, он очень к вашим волосам подходит, а, во-вторых, он самый игривый!.. Вам весело с ним будет!

Старушка вынула котенка из лукошка, к щеке прижала. Голубая ленточка была точно того цвета, что и ее глаза, добрые и молодые.

— Сколько я вам должна?

Дашенька задумалась, на Ангелину Степановну взглянула.

— Мы вам дарим его, — сказала Ангелина Степановна.

Старушка не согласилась:

— Вы растили, вы кормили... Непременно надо хоть немножко взять. Да и потом — купленный котенок в дом счастье приносит, — она порылась в кошельке, вытащила пять рублей. — Возьмите, сладкого на Новый Год купите! — и исчезла с котенком в толпе.

Федя тут же начал фантазировать:

— А это непростая старушка была...

— Кто же? Почему? — спросили брат и сестра.

— Это Снегурочка была!

— Снегурочка — девочка! — возразил ему Петя.

— А из девочек тоже старушки получаются! Наша бабушка была когда-то девочкой, а теперь бабушкой стала! Только она еще молодая бабушка!..

Федя говорил убедительно, и спорить с ним никто не стал, даже Иннокентий. Тем более что им помешали.

Скрипнув тормозами, рядом с тротуаром остановилась красивая машина. Из нее выскочил молодой крепкий парень в кожаной куртке, кинулся к котятам и закричал:

— О! Вот что мне надо! Сколько? — спросил он, рассматривая по очереди котят.

И вдруг в лукошке увидел Иннокентия.

— Беру этого! — закричал он радостно.

— Не продается! — строго сказала Ангелина Степановна.

— Сейчас всё продается! Сто долларов!

— Не продается! — закричали одновременно ребятишки.

— Пятьсот долларов! — предложил он Ангелине Степановне, не обращая внимания на ребятишек.

— Нет! — твердо ответила она.

— Ну, хорошо! Тысячу долларов за вашего обезьяна! Хорошие ведь деньги! — распалялся он.

— Нет! — испуганно отодвигаясь от него, сказали дети и Ангелина Степановна одновременно.

Иннокентий почувствовал, что надо пустить в ход свои телепатические способности, иначе скандал будет.

И сосредоточился!

— Ладно, не продается, так и не продается! — остыл тут же парень, сразу потеряв интерес к Иннокентию. — А котята почём будут?

Иннокентий торопливо зашептал Ангелине Степановне:

— Просите больше! Просите больше! Тогда он котенка не выбросит!

— Сто рублей! — гордо заломила цену Ангелина Степановна.

Дети ошеломлено уставились на нее.

— Беру! Вот этого, совсем белого, а с черным хвостом! — засмеялся парень от такой чудной расцветки котенка. — И, пожалуй, еще одного взять, а? Какого же? — раздумывал он.

— Вот кошечка-трехцветочка! Она очень добрая! — предложила робко Дашенька.

— Давай! Только с лукошком?

— Пожалуйста! — любезно согласилась Ангелина Степановна.

— За лукошко я, само собой, добавлю! — сказал важно парень и вытащил деньги.

— А зачем вам котята? — робко спросила Дашенька.

— Одного матери подарю, другого — подружке! — засмеялся богатый покупатель, протянул деньги и как-то мигом оказался в машине, нажал на газ и умчался.

— Крутой парень! А, может, он бандит? Нет! Новый русский, наверное! — сказал Федя.

И опять начал фантазировать:

— У него сегодня дела очень хорошо шли, вот он и своих родных вспомнил!.. Сейчас он им по телефону из машины звонит, о подарке сообщает!

— А ты не верила, что мы их пристроим, — сказал Иннокентий.

— Я и сейчас еще не очень верю! — отозвалась, улыбнувшись, Ангелина Степановна.

— Только два осталось! — с надеждой сказал Петя.

***

Пошел снег. Крупные снежинки медленно опускались с неба на землю.

— Как в мультфильме! — зачарованно промолвила Дашенька, глядя на медленно падающие крупные снежинки.

— И как в стихотворении Бальмонта, что нам Учительница читала! — вспомнил Федя.

А на вечерней улице творились чудеса.

В центре круглой просторной площади зажглась, засверкала яркими шарами и гирляндами красавица-елка.

Под ней стоял румяный Дед Мороз и играл на гитаре.

Автомобили, делая круг по площади, приветствовали его гудками. И милиционер не делал им замечаний, что они тишину нарушают...

Дети немного замерзли — декабрь все-таки! — но упрямо не хотели уходить.

Федя еще выше поднял плакатик: “Отдам котят в хорошие руки!”

И тут из метро вышла необыкновенная женщина.

На голове у нее была то ли шляпа, то ли что-то вроде сверкающей короны. От висков вперед уходили две длинные серебряные проволочки, а, может, не проволочки, а серебряные лучи, и по ним туда-назад двигались крупные синие и красные сверкающие шары...

Странная женщина была в серебряном парчовом платье, поверх которого был накинут кружевной оренбургский платок... Казалось, она теми узорными снежинками укутана, что падали с неба...

Она не замечала никого вокруг, на ее красивом строгом лице не было и тени улыбки, она ступала так легко, что, казалось, ее парчовые туфли на высоченных шпильках не оставляют следов на снегу.

Она подошла к детям и обратилась к Феде:

— Федор! Мне нужен букет роз и хорошенький котенок! — сказала она повелительным тоном. — Сбегай и купи для меня букет, — протянула она деньги.

Федя почему-то не удивился, что она знает его имя, и послушно помчался к палатке за цветами.