Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

На другой день путешественники наши достигли того мста, гд Санчо обозначилъ дорогу дрокомъ, при помощи котораго можно было бы найти Донъ-Кихота. Вскор онъ открылъ его убжище и сказалъ своимъ спутникамъ, что имъ остается только переодться, если это къ чему-нибудь послужитъ, священникъ и цирюльникъ уврили предъ тмъ Санчо, что имъ необходимо перерядиться для спасенія его господина. Вмст съ тмъ они строго на строго приказали ему не упоминать о нихъ въ разговор съ Донъ-Кихотомъ, и въ случа, если рыцарь, какъ этого слдуетъ ожидать, спроситъ у него, передалъ-ли онъ письмо Дульцине, то Санчо долженъ отвтить, что передалъ, но что эта прекрасная дама, къ несчастію не грамотная, могла отвчать только на словахъ, приказывая Донъ-Кихоту прибыть тотчасъ же въ ней, по весьма важному длу, угрожая въ противномъ случа разгнваться на его. Ко всему этому они добавили, что подобный отвтъ и то, что они сами намревались еще сказать ему, поможетъ имъ, какъ они надялись, возвратить рыцаря къ лучшей жизни, и заставитъ его, ни минуты не медля, отправиться въ путь, чтобы поскоре сдлаться королемъ или императоромъ; опасаться же, въ настоящую минуту, попытокъ съ его стороны сдлаться архіепископомъ было совершенно напрасно.

Все это Санчо, выслушавъ очень внимательно, постарался удержать у себя въ памяти, не преминувъ при этомъ поблагодарить нашихъ переряженныхъ друзей за ихъ общаніе посовтовать Донъ-Кихоту не длаться архіепископомъ, а оставаться при прежнемъ намреніи попасть въ императоры. Санчо полагалъ, что императоры могутъ щедре награждать своихъ оруженосцевъ, чмъ странствующіе епископы. «Не мшаетъ мн отправится однако впередъ,» сказалъ онъ, «и сообщить моему господину отвтъ его дамы, быть можетъ этого одного довольно будетъ, чтобы вытянуть его на свтъ божій безъ вашей помощи.» Вс согласились съ мнніемъ оруженосца и ршились ожидать это съ извстіями о Донъ-Кихот. Санчо отправился наконецъ въ горы, оставивъ двухъ своихъ спутниковъ въ узкой лощин, расположенной въ освжающей тни высокихъ скалъ и нсколькихъ деревьевъ, росшихъ на горныхъ покатостяхъ, посреди этой лощины журчалъ, изливаясь, сребристый ручей. Дло было въ август, часа въ три пополудни; слдовательно въ очень жаркое время и года и дня. Все это длало убжище нашихъ друзей очень пріятнымъ, и помогало имъ терпливо ожидать возвращенія Санчо. Расположившись мирно отдыхать въ тни, они неожиданно были удивлены и очарованы чистымъ, сладкимъ и нжнымъ голосомъ, раздавшимся вблизи ихъ. Они ни какъ не ожидали встртить въ пустын такого прекраснаго пвца, потому что хотя и говорятъ, будто среди лсовъ и полей, въ пастушьихъ шатрахъ, можно вчастую встртить восхитительные голоса, но на дл они существуютъ больше въ воображеніи поэтовъ, нежели въ дйствительности. Удивленіе друзей нашихъ было тмъ сильне, что они услышали романсъ, вовсе не походившій на грубую пснь пастуха. Жилецъ пустыни незримо плъ:

Что превратило жизнь мою въ мученье?
Презрнье.
Терпнье истощитъ какая мука?
Разлука.
Скорбь смертную въ груди моей ношу я,
Ревнуя.
Томиный ревностью, презрніемъ, разлукой,
Чмъ исцлюсь, какъ разлучусь я съ этой мукой?
Это жгучій ядъ въ мою вливаетъ кровь?
Любовь.
Кто гибель счастью моему и&рекъ?
Мой рокъ.
И кто низвергь меня во тьму Эреба?
Кто? небо.
Погибнуть мн! возможна-ль тутъ борьба,
Когда разитъ любовь насъ, небо и судьба?
Что муки облегчитъ мои, какая сила?
Могила.
И что влюбленнаго освободитъ отъ плна?
Измна.
Убить въ насъ червь любви, что насъ незримо гложетъ
Безумье можетъ.
Болзнь мою, увы! лечить напрасно-бъ было:
Помогутъ ей безумье лишь, измна и могила.

Время, мсто, уединеніе, музыкальный голосъ невдомаго пвца, все погружало слушателей въ восторгъ и изумленіе, и какъ бы надясь вскор услышать новую пснь, оба они не сказали ни слова. Спустя, однако, нкоторое время, обманутые въ своихъ ожиданіяхъ, они ршились узнать, кто этотъ чудесный пвецъ, но едва лишь приподнялись съ мста, какъ тотъ же самый голосъ заплъ опять: