Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Когда произнесено было имя Фернанда, Карденіо мгновенно измнился въ лиц и принялся стонать съ такими болзненными припадками, что священникъ и цирюльникъ, взглянувъ на него, стали подозрвать, не нашелъ-ли на него одинъ изъ тхъ припадковъ изступленія, которымъ онъ былъ подверженъ. Но Карденіо только дрожалъ и покрывался крупными каплями пота, не двигаясь съ мста, и не сводя глазъ съ очаровательной двушки; онъ догадывался, кто она такая. Не обращая никакого вниманія на него, Доротея простодушно продолжала свой разсказъ. «Увидвъ меня, этотъ человкъ почувствовалъ во мн самую пламенную страсть, и, правду сказать, онъ имлъ случай подтвердить дломъ свои слова. Но, чтобы поскоре кончить этотъ невеселый разсказъ, умолчу о томъ, въ какимъ уловкамъ прибгалъ онъ, чтобы сказать мн про свою любовь. Онъ подкупалъ вашу прислугу, длалъ множество подарковъ моимъ родителямъ, устраивалъ на нашей улиц безпрерывныя празднества и ночными серенадами своими не давалъ никому покоя. Онъ доставлялъ мн, невдомыми для меня путями, тысячи любовныхъ записокъ, содержавшихъ мене буквъ, чмъ клятвъ и общаній. Все это только раздражало и отталкивало меня отъ него, какъ отъ моего смертельнаго врага. И это вовсе не потому, чтобы я не видла всхъ его достоинствъ и считала оскорбительной для себя его любовь; напротивъ того, я не знаю почему, но только мн нравилось, что за мной ухаживаетъ такой блестящій молодой человкъ, какъ донъ-Фернандъ, и я читала, далеко не безъ удовольствія, т похвалы, которыя встрчала въ его запискахъ. Что длать? намъ, женщинамъ, какъ бы мы ни были дурны собой, все-таки льститъ это, когда насъ называютъ хорошенькими. Но мое собственное достоинство и совты моихъ родныхъ, скоро и легко догадавшихся о видахъ, какіе имлъ на меня донъ-Фернандъ, — не старавшійся, какъ кажется, особенно скрывать ихъ, — длали меня глухою къ клятвамъ и просьбамъ его. Родные моя не переставали повторять мн, что ихъ счастіе, спокойствіе и честь покоятся на моемъ добромъ имени, что мн стоитъ только измрить разстояніе, отдляющее меня отъ донъ-Фернанда, дабы убдиться, что виды его, хотя онъ и уврялъ въ противномъ, были не совсмъ чисты. Они говорили, что если-бы я ршительно принудила его прекратить свое неотвязчивое преслдованіе, то они готовы были-бы сейчасъ-же обвнчать меня съ кмъ мн угодно, не разбирая того, будетъ-ли этотъ женихъ изъ нашего города или изъ чужаго. Сдлать имъ это было не трудно при ихъ состояніи и той молв, которая ходила о моемъ богатств и красот. Все это укрпляло меня въ моемъ ршеніи не отвчать донъ-Фернанду ни одного слова, не подать ему и тни надежды, чтобы я когда бы то ни было отвтила на его страсть. Но все это только воспламеняло его любовь, или врне сказать его похоть, это слово дйствительно лучше всего характеризуетъ ту мнимую любовь, которою онъ не переставалъ преслдовать меня, потому что будь эта любовь истинная, то вамъ-бы не видть меня здсь въ эту минуту. Наконецъ онъ какъ то узналъ, что родители мои собираются поскоре выдать меня замужъ, и этимъ отнять у него всякую надежду обладать мною когда-бы то ни было, а вмст съ тмъ доставить мн противъ него надежную защиту. Эта новость, или, быть можетъ, явившееся у него подозрніе въ возможность чего-нибудь подобнаго, заставило его сдлать то, что я вамъ сейчасъ разскажу.