Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Услышавъ имя Лусинда, Карденіо пожалъ только плечами, нахмурилъ брови, закусилъ губы, но вскор затмъ слезы ручьями брызнули изъ его глазъ. Доротея, между тмъ, не прерывая своего разсказа, продолжала: я скоро узнала эту грустную новость, и вмсто того, чтобы окаменеть при этомъ извстіи, мною овладла такая ярость, что я едва не кинулась на улицу и не разсказала всенародно, на городской площади, про ужасную измну, жертвою которой мн суждено было сдлаться. Но раздраженіе это утихло подъ вліяніемъ другой, зародившейся въ ум моемъ мысли, которую я привела въ исполненіе въ слдующую же ночь. Я одлась въ это рубище, доставленное мн моимъ слугою, которому одному во всемъ дом и разсказала мою ужасную и грустную исторію; онъ согласился сопровождать меня до мста, гд я надялась встртить того, это меня погубилъ. Пожуривъ меня немного за мою смлость и, какъ онъ говорилъ, неприличіе моего поступка, но видя невозможность поколебать меня, слуга мой ршился слдовать за мною, хоть на край свта. Въ ту же минуту и спрятала въ этотъ холщевый мшокъ нсколько платья и денегъ на всякій непредвиднный случай, и въ глубокой тишин, не сказавъ никому ни слова, волнуемая зловщими предчувствіями, покинула родимый домъ, — въ сопровожденіи одного только спутника — слуги. Я шла пшкомъ, но желаніе поскоре добраться до города привязало мн, кажется, крылья, на которыхъ и спшила, если не остановить вроломнаго Фернанда на пути въ его преступленію, то, по крайней мр, спросить у него, какими глазами смотритъ онъ теперь на самаго себя? На третій день я была уже въ город, и сейчасъ же спросила, гд живутъ родные Лусинды? Первый, встртившійся на улиц человкъ отвтилъ мн на это больше, чмъ я хотла бы узнать. Онъ показалъ мн домъ моей соперницы и разсказалъ подробно все, что случилось на ея свадьб;— во всемъ город тогда только и толковъ было, что объ этомъ происшествіи. Я узнала, что Лусинда, вымолвивъ подъ внцомъ, предъ алтаремъ Господа, роковое да, изъявлявшее ея согласіе стать женою донъ-Фернанда, тутъ же упада въ продолжительный обморокъ, и когда мужъ кинулся расшнуровать ее, чтобы облегчить ей грудь, онъ нашелъ у сердца ея записку, въ которой Лусинда писала Фернанду, что не можетъ быть его женой, такъ какъ она жена Карденіо — благороднаго молодаго человка изъ одного города съ Лусиндой, какъ мн передалъ разскащикъ, — и что она произнесла передъ нимъ роковое да, единственно по вол родителей. Между прочимъ она писала. что ршилась при окончаніи свадебнаго обряда, убить себя, оправдывая своимъ положеніемъ эту кровавую необходимость. Это намреніе подтверждалось, какъ слышно было, кинжаломъ, найденнымъ подъ ея подвнечнымъ платьемъ. Оскорбленный и обманутый Фернандъ кинулся было на свою жену съ намреніемъ поразить ее найденнымъ на груди ея кинжаломъ, прежде чмъ она придетъ въ чувство, но былъ удержанъ родными Лусинды и другими, присутствовавшими при этомъ лицами. Говорятъ, что онъ въ ту же минуту покинулъ домъ своей невсты, которая пришла въ себя только на другой день, и тогда разсказала своимъ родителямъ, какъ стала законной женой Карденіо. Говорили еще, продолжала Доротея, будто Карденіо присутствовалъ при этомъ свадебномъ обряд, и видя невсту свою обвнчанной, чего онъ конечно не могъ ожидать, несчастный покинулъ въ отчаяніи городъ, оставивъ письмо, въ которомъ, проклиная Лусинду, писалъ, что его не увидятъ боле. Обо всемъ этомъ, какъ я вамъ сказала уже. почти исключительно говорили во всемъ город. Но когда узнали, что и Лусинда исчезла изъ отцовскаго дома и даже изъ города, тогда конечно заговорили объ этомъ еще больше. Несчастную искали повсюду и безутшные родители ея теряли голову, не зная, на что ршиться. Вс эти извстія нсколько оживили мои надежды; я конечно больше радовалась тому, что нашла донъ-Фернанда холостымъ, чмъ еслибъ нашла его женатымъ Мн казалось тогда, что горе мое не неисцлимо, и я силилась убдить себя, что само небо поставило донъ-Фернанду эти неожиданныя преграды на пути къ его второму браву, чтобы напомнить ему о клятвахъ, данныхъ имъ въ минуту перваго, — чтобы заставить вспомнить его, что, христіанинъ, онъ долженъ заботиться боле о спасеніи и счастіи души нежели о земныхъ наслажденіяхъ. Я насильно вселяла въ себя вс эти мысли, и безъ причинъ утшалась; я леляла себя какиии то смутными грезами для поддержанія этой жизни, которую я теперь презираю. Между тмъ какъ я бгала по городу, не зная, на что ршиться, потому что я не встртила тамъ донъ-Фернанда, я услышала на площади глашатая, объявлявшаго большое вознагражденіе тому, кто меня найдетъ описывая при этомъ мой ростъ, возрастъ и мою одежду. Слышала я также, какъ чернили меня вокругъ, разсказывая, будто ушедшій со иною слуга похитилъ меня изъ родительскаго дома. Этотъ новый ударъ былъ направленъ прямо мн въ сердце; и когда я узнала, какъ глубоко упала во мнніи людей, присовокупившихъ къ бгству моему изъ роднаго дона черное обвиненіе меня въ сообщничеств съ грубымъ, презрительнымъ и низкимъ человкомъ, тогда иною овладло полное отчаяніе. Убгая отъ этихъ слуховъ, я покинула городъ въ сопровожденіи моего слуги, начавшаго выказывать тогда нкоторое колебаніе въ исполненіи того, что онъ мн общалъ. Боясь быть открытою, я въ ту же ночь ушла въ эти горы; но, правду говорятъ, что несчастіе никогда не приходитъ одно, и что конецъ одной бды есть начало другой, большей. Это случилось и со мной; увидвъ меня одну съ нимъ въ пустын, мой врный, въ начал, слуга, побуждаемый своими развратными наклонностями боле, чмъ моей красотой, захотлъ по своему воспользоваться случаемъ, оставившимъ меня наедин съ нимъ. Позабывъ страхъ Божій и потерявъ всякое уваженіе къ своей недавней госпож, онъ обратился но мн съ дерзкимъ предложеніемъ, и видя какъ презрительно я ему отвтила на это, перешелъ отъ словъ и моленій въ сил. Но милосердое небо, рдко оставляющее безъ помощи благія намренія, обратило въ эту минуту свой взоръ на меня и ниспослало мн силу столкнуть дерзкаго въ пропасть, гд онъ и остался, живой или мертвый — не знаю. Тогда быстре чмъ могли, повидимому, позволить мн усталость и страхъ, я удалилась въ самую глубь этихъ горъ, не имя другаго намренія, кром желанія скрыться отъ тхъ, которые ищутъ меня. Съ этихъ поръ прошло уже нсколько мсяцевъ; я встртила здсь пастуха, который принялъ меня къ себ помощникомъ и помстилъ меня въ своей хижин, расположенной въ самомъ сердц этой горной пустыни. Я пробыла у него въ услуженіи нсколько времени, уходя на цлый день въ поле, чтобы спрятать отъ него эти волосы, которые, противъ воли моей, выдаютъ меня. Но вс старанія мои не послужили ни къ чему. Хозяинъ мой замтилъ, наконецъ, что я не мальчикъ, и приступилъ во мн съ такимъ же предложеніемъ, какъ мой бывшій слуга. И тамъ какъ судьба не всегда является на помощь въ намъ въ ту минуту опасности; такъ какъ возл меня не было на этотъ разъ новой пропасти, въ которую я могла бы сбросить хозяина во слдъ слуг, поэтому я ршилась лучше убжать отъ него и поселиться въ этомъ мертвомъ мст, чмъ вступить въ неравный бой. Такъ пришла я въ эти горы и лса искать убжища, въ которомъ могла бы свободно наливать передъ небомъ свои слезы и умолить его, да умилосердится онъ надо мной, превративъ мою жизнь, или оставивъ меня навсегда въ этой пустын, или уничтоживъ наконецъ самую память о несчастной, которая, такъ невинно, дала поводъ злословію преслдовать и раздирать ее.