Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Лотаръ по старому продолжалъ посщать своего друга во все время свадебныхъ празднествъ но какъ только они прекратились, онъ нашелъ, что съ свадьбой Ансельма прежнія отношенія ихъ должны измниться, и сталъ навщать своего друга рже и рже. Ему казалось, какъ это должно казаться всякому порядочному человку, что къ женатому другу нельзя заходить также часто, какъ къ холостому, ибо честь мужа такъ нжна, что ее можетъ уязвить не только другъ, но даже родной братъ.

Какъ ни былъ влюбленъ Ансельмъ, онъ не могъ однако не замтить охлажденія къ нему Лотара, и сталъ горячо упрекать его, увряя, что онъ никогда бы не женился, еслибъ зналъ, что этотъ бракъ разстроитъ ихъ прежнія дружескія отношенія. Онъ говорилъ, что видитъ въ жен своей только третье, связующее ихъ лицо, и что щепетильное уваженіе къ тому, что зря, принято правиломъ въ свт, не должно лишать ихъ сладкаго, дорогаго для нихъ имени двухъ друзей. Онъ уврялъ, наконецъ, что жен его столько же пріятно, какъ и ему самому, часто, встрчать у себя въ дом человка, которому она обязана осчастливившимъ ея бравомъ. Словомъ, онъ употребилъ всевозможныя усилія къ возстановленію между ними ихъ прежнихъ отношеній, увряя, что безъ этого счастіе его ни можетъ имъ полно.

На вс эти доводы другъ его отвчалъ съ такимъ умомъ, что Ансельмъ вполн уврился въ чистот его намреній, и въ конц концовъ Лотаръ общалъ Ансельму обдать у него каждый праздникъ, и кром того два раза въ недлю. Не смотря, однако, на это общаніе, онъ далъ себ слово вести себя такъ, какъ того требовали общественныя приличія и репутація Ансельма, которой онъ дорожилъ едва ли не больше, чмъ своей собственной. Онъ говорилъ, и не безъ основанія, что мужья, имющіе красавицъ женъ, должны быть столько же разборчивы въ выбор своихъ знакомыхъ, сколько и знакомыхъ своихъ женъ; ибо то, чего нельзя устроить въ храм, на гулянье, или другомъ общественномъ мст, легко устраивается у какой-нибудь родственницы или подруги, на которую наиболе полагаешься. Лотаръ добавлялъ, что мужьямъ не мшало бы имть преданнаго друга, который бы указывалъ имъ на каждый ихъ промахъ, находя, что въ большей части случаевъ, страстная любовь мужа къ жен, частію ослпляя, частію удерживая его боязнью огорчить любимую женщину, не позволяетъ ему откровенно сказать жен: «длай мой другъ то-то, или не длай того-то.» Злу этому, какъ думалъ Лотаръ, легко могли бы помочь совты искренняго друга. Но гд найти такого преданнаго, искренняго благороднаго друга? Кто другой могъ имъ быть, какъ не самъ Лотаръ? онъ, такъ зорко охранявшій семейную честь своего друга; онъ, пріискивавшій всевозможные предлоги извинять свое отсутствіе въ дом Ансельма въ т дни, которые онъ самъ назначилъ для посщенія его, устраняя этимъ всякую возможность злымъ языкамъ распространяться на счетъ слишкомъ частыхъ посщеній дома красавицы Камиллы богатымъ и изящнымъ молодымъ человкомъ. Заботясь о семейномъ счастіи своего друга, Лотаръ часто посвящалъ время, общанное Ансельму, другимъ занятіямъ, отговариваясь необходимостью окончить ихъ какъ можно скоре. Все это вело къ тому, что свиданія нашихъ друзей проходили почти исключительно въ упрекахъ съ одной стороны и оправданіяхъ съ другой.

Однажды, гуляя за городомъ, Ансельмъ взялъ подъ руку Лотара и дружески сказалъ ему: «другъ мой! ты, конечно, не думаешь, чтобы я не благодарилъ Бога за все, что Онъ даровалъ мн; за т природные дары, которыми Онъ такъ щедро осыпалъ меня, и въ особенности за ту высшую милость, которую Онъ явилъ мн, давъ мн такого друга какъ ты и такую жену, какъ Камилла; два сокровища, любимыя мною, если не столько, сколько он стоятъ, то, по крайней мр, столько, сколько могу. И чтожъ, обладая, повидимому, всмъ, что составляетъ счастіе земное, я влачу здсь самую безотрадную жизнь. Съ нкоторыхъ поръ меня волнуетъ такое странное и исключительное желаніе, что я самъ себ удивляюсь, я самъ себя не узнаю; я бы хотлъ скрыть его отъ міра и отъ себя. Но таить его я больше не могу, и въ надежд на твою дружескую помощь, на то, что ты спасешь меня и своими заботами возвратишь мн радость столь же полную, какъ т мученія, въ которыя повергла меня моя собственная глупость; я ршаюсь теб открыть его».

Лотаръ внимательно слушалъ Ансельма, недоумвая къ чему вело это длинное вступленіе. Напрасно старался онъ, однако, угадать какого рода желаніе могло возмутить душевный покой его друга. Вс, самыя разнообразныя, догадки были слишкомъ далеки отъ истины. Желая наконецъ поскорй выйти изъ лабиринта своихъ предположеній, онъ сказалъ Ансельму, что высказывать другу задушевныя тайны такими окольными путями, значитъ оскорблять святое чувство дружбы; потому что отъ испытаннаго друга, говорилъ онъ, всегда можно ожидать или совтовъ касательно путей, или даже средствъ для достиженія желаемаго.