Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Ты правъ, отвчалъ Ансельмъ, и довряясь теб скажу, что меня преслдуетъ желаніе узнать, такъ ли врна мн и нравственна Камилла, какъ я воображаю. Убдиться въ этомъ я могу, прибгнувъ къ испытанію, которое выказало бы чистоту жены моей также ясно, какъ огонь выказываетъ чистоту золота. Я убжденъ, мой другъ, что добродтель женщины познается въ искушеніи, которому она подвергается; вполн добродтельной можетъ быть названа только та, которая не увлечется ни просьбами, ни слезами, ни подарками, ни безотвязнымъ преслдованіемъ своего любовника. Что удивительнаго, если не падаетъ женщина, которой не представляется случая пасть? если она остается врною потому только, что за ней глядятъ во вс глаза и отводятъ отъ нее всякое искушеніе; если притомъ она знаетъ, что заплатитъ, быть можетъ, жизнью за первое подозрніе, которое возбудитъ въ своемъ муж. Можно ли, въ самомъ дл, сравнить женщину добродтельную изъ страха, или вслдствіе отсутствія повода къ соблазну, съ женщиной, вышедшей побдоносно изъ всхъ опутывавшихъ ее преслдованій и стей. Тревожимый этими вопросами, неотступно слдующими одинъ за другимъ, я ршился сдлать Камиллу предметомъ преслдованій человка, достойнаго ея любви. Если она выйдетъ, какъ я надюсь, торжествующей изъ этой борьбы, тогда я признаю себя счастливйшимъ человкомъ въ мір, и достигнувъ предла моихъ желаній, скажу, что я нашелъ ту женщину, о которой одинъ мудрецъ говорилъ: кто ее найдетъ? Но еслибъ даже это испытаніе кончилось не въ ея, а слдственно и не въ мою пользу, и тогда, удовольствіе знать, что я не ошибся въ моихъ предположеніяхъ, дастъ мн силы мужественно перенести вс послдствія этого рокового для меня испытанія. Другъ мой! такъ какъ ты ничмъ не переубдишь, и не заставишь меня отказаться отъ моего намренія, то исполни мое желаніе, и постарайся разсять мои сомннія. Я теб доставлю и случай дйствовать, и средство поколебать сердце благородной, скромной, безкорыстной женщины. Что въ особенности заставляетъ меня обратиться съ моею просьбою, именно, въ теб: это увренность, что въ случа побды надъ Камиллой, ты не доведешь своего торжества до крайнихъ предловъ, а только покажешь, къ чему оно могло привести. И погребенный на вки въ тайнахъ нашихъ душъ, позоръ мой не будетъ такъ полонъ, какъ онъ могъ бы быть. Другъ мой! если ты хочешь, чтобъ я насладился еще тмъ, что можетъ быть названо жизнью, то начинай, безъ малйшаго замедленія, это любовное испытаніе съ той настойчивой страстью, съ какой я желаю и какой вправ ожидать вра моя въ твою дружбу.

Въ нмомъ удивленіи выслушалъ Лотаръ своего друга, и долго и пристально глядлъ на него тмъ испытующимъ взоромъ, какимъ глядимъ мы на совершенно новый предметъ, возбуждающій въ насъ страхъ и удивленіе. Спустя немного, онъ сказалъ ему: «Ансельмъ! я не врю, чтобы ты говорилъ со мною серьезно; иначе я не сталъ бы слушать тебя. Мн кажется, что или ты не знаешь меня, или я тебя не знаю. Но нтъ, ты очень хорошо знаешь, что я Лотаръ; я тоже нисколько не сомнваюсь въ томъ, что ты Ансельмъ; только, къ несчастью, мн кажется, что теперь ты ужъ не прежній Ансельмъ, и во мн видишь не прежняго Лотара; такъ все, что говорилъ ты, не понимаетъ того Ансельмъ, котораго я нкогда зналъ, и все чего ты требуешь отъ меня, нельзя требовать отъ того Лотара, котораго ты зналъ. Неужели ты забылъ, что никакіе друзья не должны требовать отъ дружбы чего либо противнаго заповдямъ Господнимъ! Если такъ думали, какъ намъ извстно, даже язычники, то на сколько сильне должно быть развито это убжденіе въ насъ христіанахъ, знающихъ, что ни для какого человческаго чувства нельзя жертвовать чувствомъ божественнымъ. Согласись же, мой другъ, что если кто-нибудь готовъ жертвовать своими вчными обязанностями обязанностямъ дружбы, то можетъ ли онъ ршиться на это иначе, какъ въ случа крайности, когда жизнь или честь его друга находятся въ опасности. Но, что думать о человк, готовомъ жертвовать святйшимъ долгомъ прихотямъ друга? Скажи же мн, Ансельмъ, чему грозитъ опасность: жизни твоей или чести? мн нужно знать, во имя чего я обреку себя на такое гнусное дло, какъ то, которое ты отъ меня требуешь?

— И жизнь и честь моя безопасны, отвчалъ Ансельмъ.

— Въ такомъ случа, возразилъ Лотаръ, ты хочешь заставить меня, ни боле, ни мене, какъ попытаться лишить тебя, а вмст и самаго себя, и жизни и чести; потому что безчестный человкъ хуже мертваго. Погубивъ же тебя, я погублю и себя. Другъ мой! вооружись терпніемъ, и не перебивая, выслушай мой отвтъ; если ты захочешь возражать мн, то успешь еще, время терпитъ.

— Согласенъ, сказалъ Ансельмъ, говори.