Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Я не думалъ прекрасная Камилла, сказалъ онъ, чтобы ты призвала меня отвчать на вопросы, вовсе не соотвтствующіе приведшимъ меня сюда намреніямъ. Если ты длаешь это съ цлью отдалить сладкую минуту, которая вознаградитъ меня за мою любовь, въ такомъ случа ты могла бы начать еще боле издалека, потому что желаніе вкусить наконецъ ожидаемое мною блаженство тмъ сильне разжигаетъ и томитъ меня, чмъ ближе становится надежда достигнуть его. Но, дабы ты не сказала, что я отказался отвтить на твои вопросы, скажу теб, что я знаю Ансельма съ ранняго дтства, какъ онъ знаетъ меня, но умолчу о нашей, хорошо извстной теб дружб, желая забыть оскорбленіе, которое я наношу ей, любя тебя. Что длать? всемогущая любовь оправдываетъ собою и боле тяжкія преступленія. Тебя же я знаю, столько же, какъ и Ансельмъ, и обладать тобою считаю такимъ же счастіемъ, какъ онъ; да и могъ ли я ршиться измнить самому себ, нарушить святые законы дружбы, попираемые въ эту минуту такимъ могучимъ и грознымъ врагомъ, какъ любовь, для женщины, мене прекрасной, чмъ ты.

— Если ты сознаешься въ этомъ, смертельный врагъ всего, достойнаго быть въ мір любимымъ, сказала Камилла, то какъ смешь ты смотрть въ глаза женщин, признаваемой тобою зеркаломъ, въ которое глядится тотъ, на кого теб слдовало бы обратить свои взоры въ эту минуту, чтобы увидть, какъ страшно ты его оскорбляешь. Но! увы! несчастная — я отдаю отчетъ себ въ томъ, что заставило тебя потерять уваженіе въ самому себ; должно быть какой нибудь легкомысленный поступокъ съ моей стороны; — не скажу предосудительный, потому что не вижу ничего предосудительнаго въ той свобод, которую дозволяютъ себ иногда женщины, увренныя, что имъ некого опасаться. Скажи, измнникъ! отвтила ли я когда-нибудь на твои моленья и признанья словомъ или жестомъ, которые могли пробудить въ теб надежду достигнуть раньше или позже цли твоихъ нечистыхъ желаній? Скажи, когда я слушала и не оттолкнула тебя? когда я врила твоимъ клятвамъ, когда я приняла твои подарки? Но такъ какъ я не могу вообразить, чтобы человкъ, постоянно отталкиваемый, могъ такъ упорно продолжать свое преслдованіе, поэтому я должна принять на себя отвтственность за твою дерзость; вроятно какая-нибудь необдуманная небрежность съ моей стороны поддерживала въ теб преступную надежду поколебать меня наконецъ. За это я хочу обрушить на себя ту кару, которую заслуживаетъ твое преступленіе. Но, безпощадная къ себ, я не пощажу и тебя; я призвала тебя сюда быть свидтелемъ той жертвы, которой я думаю очистить глубоко оскорбленную тобою честь моего мужа; въ этомъ оскорбленіи, повторяю, виновна и я, потому что не достаточно наблюдала за собой, и этимъ пробудила въ теб надежду достигнуть твоей преступной цли. Мысль о томъ, что моя неосторожность могла поддержать тебя въ этомъ дерзкомъ намреніи, возмущаетъ меня и заставляетъ поразить себя своей рукою; искать для себя другаго палача, значило бы разгласить свою невольную ошибку. Но, повторяю теб, я умру не одна; я увлеку за собою того, чья смерть насытитъ мое мщеніе; и онъ узнаетъ, гд бы ни очутилась душа его, что правда всегда отыщетъ и покараетъ преступника.

Съ послднимъ словомъ Камилла съ удивительной быстротой и силой кинулась на Лотара съ обнаженной шпагой и выказала такую ршимость вонзитъ эту шпагу въ его сердце, что самъ Лотаръ не на шутку было перепугался и долженъ былъ призвать на помощь всю свою ловкость, чтобы защититься отъ ударовъ Камиллы; — она до того увлекалась своей ролью, такъ страстно разыгрывала ее, что ршилась даже пожертвовать нсколькими каплями собственной крови, только бы сыграть комедію, какъ можно правдоподобне. Притворяясь, будто не можетъ ничего сдлать съ Лотаромъ, она воскликнула: «если судьба отказывается вполн удовлетворить мое желаніе, то она не въ силахъ воспрепятствовать мн исполнить его въ половину.»