Силясь вырвать шпагу изъ рукъ Лотара, она повернула ее остріемъ въ себ, направивъ въ такое мсто, въ которое сталь не могла глубоко войти, и слегка оцарапавъ себ верхнюю часть груди, у лваго плеча, упала на полъ, какъ будто безъ чувствъ. Лотаръ и Леонелла были одинаково испуганы и изумлены неожиданной выходкой Камиллы, и не знали что подумать, видя ее лежащую окровавленной, безъ чувствъ, на полу. Почти не помня себя кинулся въ ней Лотаръ, чтобы отнять у нее шпагу, но увидвъ, какую ничтожную царапину оставила она на груди Камиллы, онъ совершенно успокоился и удивился только ловкости и хитрости этой женщины. Не желая остаться у нее въ долгу, онъ принялся рыдать надъ ней, какъ надъ мертвой, проклиная себя и того, кто былъ главнымъ виновникомъ этой кровавой катастрофы. Зная, что Ансельмъ слышитъ его, онъ говорилъ такіе ужасы, которые могли заставить пожалть о немъ, боле чмъ о Камилл, еслибъ даже она дйствительно умерла. Леонелла между тмъ положивъ ее на кровать, умоляла Лотара позвать кого-нибудь, кто-бы тайно перевязалъ рану ея несчастной госпожи, и спрашивала его: что сказать объ этой ран Ансельму, по возвращеніи его изъ деревни? Лотаръ отвтилъ, что теперь ему не до совтовъ, а потому, пусть говоритъ она что хочетъ; онъ только просилъ Леонеллу постараться остановить кровь, лившуюся изъ раны Камиллы, и затмъ, въ притворномъ отчаяніи, съ проклятіемъ на устахъ, покинулъ домъ Ансельма, сказавъ, что онъ навсегда удалится въ такое мсто, гд его не увидитъ боле никто. Когда же онъ очутился одинъ, и уврился, что за нимъ не слдятъ, онъ сталъ креститься, удивляясь мастерству, съ какимъ разыграли комедію госпожа и служанка, убдившими, должно быть, Ансельма, что супруга его — вторая Порція. И думалъ онъ отпраздновать теперь, за славу, вмст съ Ансельмомъ, это событіе, въ которомъ ложь такъ искусно притворилась правдой, что нельзя было даже представить себ возможности чего-нибудь подобнаго.
Леонелл скоро удалось остановить кровотеченіе изъ царапины своей госпожи, потерявшей столько крови, сколько нужно было, чтобы Ансельмъ поврилъ обману. Обмывъ царапину виномъ, Леонелла перевязала ее какъ умла, и одни слова ея при этомъ могли убдить Ансельма, что жена его олицетворенная добродтель. Къ словамъ Леонеллы, Камилла прибавила нсколько своихъ, укоряя себя въ малодушіи, проявившемся въ ней въ ту минуту, когда ей слдовало лишить себя ненавистной для нее теперь жизни. Она спрашивала горничную, слдуетъ ли, по ея мннію, разсказать всю эту исторію безцнному Ансельму? Леонелла отговаривала ее тмъ, что открывши все Ансельму, Камилла поставитъ его въ необходимость разсчитаться съ Лотаромъ, подвергая опасности свою жизнь; тогда какъ хорошая жена не только не должна возбуждать, а напротивъ должна устранять всякіе поводы, могущіе довести мужа до кровавыхъ столкновеній. Камилла согласилась съ своей горничной, и только не знала чмъ объяснить Ансельму эту царапину. которой онъ не ногъ не увидть. Леонелла отвчала, что она не научилась лгать, даже съ хорошей цлью.
— А я разв научилась, воскликнула Камилла. Да я не съумла бы солгать, если бы дло шло о моей жизни, и если мы не можемъ придумать, какъ выпутаться намъ изъ этого затруднительнаго положенія, то скажемъ лучше всю правду и не станемъ безпокоиться о томъ, чтобы не была открыта наша ложь.
— До завтра еще далеко, сударыня, отвчала Леонелла, и мы успемъ придумать, что сказать господину Ансельму на счетъ вашей раны, или найдемъ средство скрыть ее; Богъ намъ поможетъ въ нашихъ честныхъ усиліяхъ. Только, ради Создателя, успокойтесь, придите въ себя, чтобы господинъ Ансельмъ не засталъ васъ въ такомъ раздраженномъ состояніи и положитесь во всемъ на меня и на Бога, помощника во всякомъ добромъ дл.