Вскор они очутились на вершин одного хохма, съ котораго ясно могли различать, еслибъ только пыль не мшала имъ, два стада барановъ, принятыхъ рыцаремъ за дв непріятельскія арміи; но такъ какъ Донъ-Кихотъ глядлъ на все глазами своего больнаго воображенія, поэтому, не размышляя ни одной минуты, онъ заговорилъ громкимъ голосомъ:
— Санчо! видишь-ли ты этого рыцаря съ позолоченнымъ оружіемъ и щитомъ, украшеннымъ коронованнымъ львомъ, лежащимъ у ногъ молодой двушки? Это мужественный Лаурекало, владтель серебряннаго моста. Другой воинъ — съ золотымъ оружіемъ и щитомъ, покрытымъ тремя серебрянными коронами на лазурномъ пол, это неустрашимый Микахамбо, великій герцогъ Кироційскій. По правую сторону его видишь ли ты всадника атлетическихъ формъ? это предпріимчивый Брандабаранъ Болихійскій, повелитель трехъ Аравій. Онъ прикрытъ зминою кожею и взамнъ щита вооруженъ дверью, принадлежащею, какъ полагаютъ, къ храму, опрокинутому Самсономъ, когда онъ мстилъ филистимлянамъ. Теперь, взгляни въ другую сторону, и ты увидишь, во глав другой арміи никмъ не побдимаго и всхъ побждающаго Тимонеля Каркасонскаго, принца новой Бискаіи. Оружіе его покрыто золотомъ, серебромъ, лазурью и синоплемъ, а на щит его красуется золотой котъ на пурпуровомъ пол, украшенномъ четырьмя буквами: М. I. О. И, составляющими начальныя буквы имени его дамы, очаровательной дочери герцога Альфеника Алгаврскаго. Видишь-ли ты теперь этого рыцаря, сидящаго на большой и сильной кобыл, съ блымъ какъ снгъ оружіемъ и щитомъ безъ девиза? это молодой французъ Петръ Папинъ, владтель Утрикскаго баронства; а этотъ другой съ оружіемъ, покрытымъ лазурью, верхомъ на быстрой зебр, это могущественный герцогъ Нервійскій — Еспартофилардо лсной; на щит, изображающемъ поле, усянное спаржею, написанъ девизъ его: «ищи мой жребій по моимъ слдамъ»
Герой нашъ наименовалъ еще много другихъ рыцарей, которыхъ онъ видлъ въ воображаемыхъ имъ арміяхъ, и надлялъ ихъ, ни на минуту не задумываясь тмъ оружіемъ, цвтами и девизами, какіе рисовало ему его разстроенное воображеніе.
— Вотъ эти войска, безостановочно продолжалъ онъ, которыя развертываются впереди, составлены изъ множества различныхъ національностей: вотъ народы, вкушающіе сладкія воды рки, наименованной богами Ксаномъ, за ними слдуютъ горцы, обитатели масиліанскихъ полей. Дале видны воины народа, просевающаго тонкій золотой порошокъ счастливой Аравіи, еще дале обитатели зеленыхъ береговъ Фермодона и т, которые многообразными средствами истощаютъ Пактолъ съ его золотистыми песками; за ними слдуютъ лукавые Нумидійцы, Персіане, не находящіе себ равныхъ въ стрльб изъ лука, Мидяне и Паряне, ловко сражающіеся въ бгств, Аравитяне съ ихъ кочевыми шатрами, дикіе и жестокіе Скиы, Эіопы съ проколотыми губами; наконецъ множество другихъ народовъ, которыхъ очертанія лицъ я вижу и узнаю очень хорошо, но имена позабылъ. Въ другой изъ этихъ армій, ты долженъ видть воиновъ народа, утоляющаго жажду свою въ свтло-зеркальныхъ водахъ Бетиса, берега котораго покрыты оливковыми рощами; тхъ, которые купаются въ золотистыхъ волнахъ Таго; тхъ, которые пользуются оплодотворяющими водами Жениля; тхъ, которые заковываютъ себя въ желзо, они составляютъ послдній отпрыскъ древнихъ Готовъ; тхъ, которые беззаботно проводятъ жизнь свою за роскошныхъ лугахъ Хереса; тхъ, которые погружаютъ тла свои въ мягкія волны Писуэрги; тхъ, которые пасутъ безчисленныя стада свои на тучныхъ пастбищахъ, окоймляемыхъ извилистой Гвадіаной; тхъ, которые дрожатъ отъ втровъ, дующихъ въ пиринейскихъ долинахъ, или подъ хлопьями снга, осребряющаго вершины Апенинъ. Словомъ, Санчо, ты видишь тутъ представителей всхъ европейскихъ народовъ.
Кто бы могъ исчислить вс страны и націи, названныя Донъ-Кихотомъ, которыхъ онъ, ни на минуту не задумываясь, надлялъ самыми характеристическими чертами, извстными ему изъ его, переполненныхъ чушью, книгъ.
Санчо не успвалъ промолвить ни слова въ отвтъ Донъ-Кихоту, и только водилъ вокругъ себя глазами, желая увидть какого-нибудь рыцаря или великана, названнаго его господиномъ, но такъ какъ ничего подобнаго замтить онъ не могъ, поэтому въ недоумніи воскликнулъ наконецъ: «чортъ меня возьми, если здсь есть, что-нибудь похожее на тхъ рыцарей и великановъ, которыхъ вы назвали. Ужь не новое ли это очарованіе, подобное вчерашнимъ привидніямъ.»
— Въ своемъ ли ты ум, Санчо, отвтилъ Донъ-Кихотъ, разв не слышишь ты ржанія коней, звуковъ барабановъ и трубъ?
— Ничего не слышу я, кром блянія барановъ и овецъ, сказалъ Санчо. И это было совершенно справедливо, потому что возл него находились въ эту минуту два стада барановъ.
— Санчо! ты, кажется, начинаешь съ перепугу видть все на выворотъ, замтилъ Донъ-Кихотъ; и это очень можетъ быть, потому что страхъ, поражая наши чувства, не позволяетъ намъ видть предметы въ настоящемъ ихъ вид. Но, если ты струсилъ окончательно, то отъзжай въ сторону и оставь меня одного. Я одинъ съумю склонить побду на ту сторону, въ которой пристану. Съ послднимъ словомъ, пришпоривъ Россинанта и держа копье свое наготов, онъ съ быстротою молніи полетлъ внизъ.