— Стойте, стойте! кричалъ ему Санчо. Клянусь Богомъ, вы нападаете на барановъ. Ради Создателя міра возвратитесь назадъ. Ну, гд вы видите рыцарей, великановъ, воиновъ, лазурные щиты, котовъ и все остальное, да тутъ никакого чорта нтъ кром барановъ, что вы длаете, ради Бога….
Крики эти не остановили однако Донъ-Кихота, кричавшаго еще громче: «мужайтесь, рыцари, воюющіе подъ знаменами славнаго императора Пентаполина
Въ эту минуту на него обрушился такой камень, который чуть не въ самый желудокъ вдавилъ ему два ребра. Почувствовавъ этотъ ударъ, Донъ-Кихотъ счелъ себя уже мертвымъ, или по крайней мр опасно раненымъ, но вспомнивъ про свой чудодйный бальзамъ, онъ тотчасъ же схватился за него и принялся вливать его въ себя. Не усплъ онъ однако допить своего лекарства, какъ нсколько новыхъ каменьевъ вышибли изъ рукъ его склянку съ знаменитымъ бальзамомъ, — разбившуюся въ дребезги, — размозжили два ручныхъ пальца и выбили у него нсколько зубовъ. Мужественно выдержавъ первый ударъ, онъ отъ втораго свалился на землю. Пастухи, приблизясь въ рыцарю, вообразили себ, что они убили его, и поскоре собравъ свое стадо, взвалили на плечи убитыхъ барановъ, которыхъ было штукъ шесть или семь, и не долго думая убрались себ по добру, по здорову.
Санчо, взиравшій съ холма на сумасбродные подвиги рыцаря, рвалъ въ отчаяніи свою бороду и проклиналъ день и часъ, въ который злая судьба столкнула его съ Донъ-Кихотомъ. Видя наконецъ, что онъ повалился на землю, а пастухи удалились, Санчо съхалъ съ холма, и приблизясь въ своему господину, нашелъ его въ весьма незавидномъ положеніи, хотя и въ полной памяти. «Что же не моя ли правда?» сказалъ онъ Донъ-Кихоту, «не правъ ли я былъ, когда упрашивалъ васъ вернуться назадъ и кричалъ, что вы нападаете не на армію, а на барановъ.»
— Да, да! отвчалъ Донъ-Кихотъ; вижу я теперь на какія штуки пускается этотъ злобный, но многоумный, преслдующій меня волшебникъ Узнай, Санчо, что для волшебниковъ нтъ ничего легче, какъ заставить насъ видть то, что имъ захочется; и теперь, неугомонный врагъ мой, предугадывая великую славу, которую я долженъ былъ стяжать въ этой битв, превратилъ легіоны воиновъ въ стадо барановъ. Если ты не вришь мн, то заклинаю тебя всмъ святымъ, позжай и слди за этими мнимыми стадами, и ты увидишь, что удалясь отъ насъ на нкоторое разстояніе, они опять примутъ свой настоящій видъ рыцарей и воиновъ, совершенно подобныхъ тмъ, которыхъ я описалъ. Впрочемъ погоди, теперь ты мн очень нуженъ. Прежде всего сосчитай сколькихъ у меня не достаетъ зубовъ, потому что право мн кажется будто у меня не осталось ни одного. Исполняя приказаніе своего господина, Санчо приблизился въ нему такъ близко, точно собирался влзть въ нему въ ротъ, въ ту самую минуту, когда бальзамъ только-что началъ производить свое дйствіе въ желудк рыцаря, и когда оруженосецъ нагнулся, чтобы освидтельствовать челюсти Донъ-Кихота, послдній изрыгнулъ все, что у него было въ желудк, прямо въ лицо Санчо.
— Пресвятая Богородице! возопилъ Санчо, что сталось со мною. Должно быть наступилъ послдній часъ этого гршника, если его рвётъ чистою кровью. Но когда онъ оглянулся, то увидлъ, что воображаемая имъ кровь была ни что иное какъ драгоцнный бальзамъ извергнувшійся изъ желудка рыцаря. Въ ту же минуту стошнило и Санчо, начавшаго, въ свою очередь, плевать въ лицо Донъ-Кихоту, и въ такомъ изящномъ положеніи рыцарь и слуга его оставались въ теченіи нсколькихъ минутъ.
Опомнившись отъ этого удовольствія, Санчо побжалъ въ своему ослу, намреваясь достать тамъ что-нибудь, чмъ можно было бы утереть себя и своего господина, но не найдя своей котомки, онъ съ отчаянія чуть было не лишился разсудка. Разразившись новыми проклятіями, онъ далъ себ ршительное слово оставить Донъ-Кихота и возвратиться домой, отказываясь и отъ слдовавшаго ему жалованья, и отъ надежды обладать когда-нибудь общаннымъ ему островомъ. Донъ-Кихотъ между тмъ всталъ, и придерживая лвой рукой свои челюсти, чтобы не потерять и послднихъ зубовъ, схватилъ правой рукой за узду Россинанта, который, какъ врный и преданный слуга, не отступилъ отъ своего господина ни на шагъ, и за тмъ кликнулъ своего оруженосца, прислонившагося, съ головой опущенной на руки, въ глубокомъ гор, къ своему ослу