Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Собралъ пастухъ свое стадо, продолжалъ Санчо, и направился съ нимъ въ Эстрамадуру, намреваясь оттуда пробраться въ Португалію. Провдавъ это, Таральва, пустилась за нимъ слдомъ, на босую ногу, съ башмаками въ одной, съ посохомъ въ другой рук и съ котомкой за плечами. Въ котомку, какъ слышно было, уложила она кусокъ зеркала, кусокъ гребня и коробочку съ какими-то красками для штукатурки своего лица. Но мн, право, нтъ охоты разбирать, что она тамъ уложила, да и не въ этомъ дло, а въ томъ, что пастухъ нашъ пришелъ къ берегамъ Гвадіаны, когда вода въ рк поднялась, и почти что вышла изъ береговъ, а между тмъ съ той то стороны, съ которой переправляться надо ему, не видать ни лодочки, ни лодочника, ни парома. Взяла тутъ нашего пастуха досада, потому что если не успетъ онъ скоро переправиться, такъ, того и гляди, нагонитъ его, да разрюмится передъ нимъ Таральва. Думалъ онъ, думалъ, глядлъ онъ, глядлъ, да таки выглядлъ, наконецъ рыбака съ душегубкой, да только такой малюсенькой, что на ней умститься всего на всего могла одна коза, да одинъ человкъ. Нечего длать, кликнулъ пастухъ этого рыбака и попросилъ перевезти на другой берегъ его самаго и триста возъ его. Рыбакъ взялъ одну козу, перевезъ ее — пріхалъ, взялъ другую козу, перевезъ другую, пріхалъ, взялъ третью козу, перевезъ третью — Ради Бога, ваша милость, не ошибитесь въ счет козъ, продолжалъ Санчо, потому что если вы ошибетесь хоть въ одной, тогда, баста, не будетъ вамъ сказки, то есть, ни одного словечка нельзя будетъ больше припомнить. Теперь нужно вамъ сказать, — что другой-то берегъ былъ крутой, глинистый и скользкій, такъ что рыбаку много нужно было времени, чтобы перезжать туда и назадъ. Похалъ однако еще за козой, да еще, да еще

— Ради Бога, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, ну считай, что онъ уже всхъ ихъ перевезъ, и перестань перезжать съ одного конца на другой, иначе ты въ цлый годъ не перевезешь всхъ твоихъ козъ.

— А сколько ихъ перевезено до сихъ поръ? спросилъ Санчо.

— Чортъ ихъ знаетъ — отвтилъ Донъ-Кихотъ.

— А вдь предупреждалъ же я вашу милость, замтилъ Санчо, не сбиться въ счет; ну, теперь сказка кончена, продолжать ее ужь никакъ нельзя.

— Что за дьяволъ, воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Что за отношеніе такое между сказкою твоею и счетомъ козъ? И какъ это можетъ быть, чтобы пропустивши въ счет одну козу, ты не могъ бы сказать больше ни слова.

— Ну вотъ подите-же, не могу, да и только! отвчалъ Санчо, потому что, когда я спрашивалъ у вашей милости, сколько перевезено козъ, и когда вы мн отвтили, что не знаете, въ ту самую минуту, у меня отшибло память; и теперь, хоть тресни, я ничего не припомню; знаю только, что оставалось мн досказать вамъ самое лучшее, что было во всей сказк.

— Такъ сказка твоя кончена? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Какъ жизнь моей матери. — отвтилъ Санчо.

— Клянусь Богомъ, замтилъ Донъ-Кихотъ, сказка эта — одна изъ самыхъ диковинныхъ вещей за свт, особенно еще, такъ какъ ты разсказывалъ и закончилъ ее; оно, впрочемъ, и странно было-бы ожидать чего-нибудь лучшаго отъ такого умницы, какъ ты. Впрочемъ, очень можетъ быть, что шумъ этихъ неустанно раздающихся ударовъ, дйствительно, отшибъ у тебя память. Удивляться тутъ, кажется, нечему.

— На свт нтъ ничего невозможнаго, отвчалъ Санчо, но только, что касается моей сказки, то позвольте доложить вашей милости, что она дйствительно должна окончиться въ ту минуту, когда спутаешься въ счет козъ.

— Ну и Богъ съ ней, кончай ее, когда теб угодно, сказалъ Донъ-Кихотъ. Посмотримъ-ка лучше, не тронется-ли, наконецъ, Россинантъ. Съ послднимъ словомъ онъ пришпорилъ его, но увы! Россинантъ опять подпрыгнулъ и только; съ мста онъ не двинулся ни на шагъ, такъ хорошо связалъ его Санчо.

Вскор однако начало свтать, и тогда оруженосецъ нашъ втихомолку развязалъ ноги Россинанту. Почувствовавъ себя свободнымъ, конь Донъ-Кихота какъ будто немного ободрился, по крайней мр, онъ принялся топтать передними ногами; другаго, конечно, ничего и ждать отъ него нельзя было. Видя, что Россинантъ шевелится наконецъ, Донъ-Кихотъ невыразимо обрадовался и ршился тотчасъ же пуститься на встрчу ужасному приключенію. Теперь, между-прочимъ, при блдномъ свт зари, онъ увидлъ, что провелъ ночь подъ группою высокихъ каштановыхъ деревьевъ, дающихъ, какъ извстно, весьма широкую тнь. Страшные удары между тмъ не переставали раздаваться, а причина ихъ, по прежнему, оставалась скрыта. Но не колеблясь боле ни одного мгновенья, Донъ-Кихотъ простился еще разъ съ своимъ оруженосцемъ и приказалъ ему, по прежнему, ожидать его трое сутокъ, сказавъ, что если черезъ три дни онъ не возвратится, значитъ воля Господня совершилась, и Всевышній судилъ рыцарю погибнуть въ этомъ ужасномъ приключеніи. Онъ повторилъ Санчо, что долженъ онъ былъ сказать Дульцине, и просилъ не безпокоиться о своемъ жалованьи, увривъ его, что, узжая изъ дому, онъ оставилъ завщаніе, въ которомъ завщалъ уплатить своему оруженосцу жалованье сполна за все время его службы. Но, сказалъ въ заключеніе рыцарь, если Господь сохранитъ меня теперь, тогда, Санчо, ты можешь считать островъ уже въ своихъ рукахъ.