Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Ладно, отвчалъ Донъ-Кихотъ, но я знаю, что мн слдуетъ сдлать прежде всего, и крикнувъкличь къ освобожденнымъ имъ каторжникамъ, бжавшимъ, какъ попало въ разныя стороны, обобравши напередъ коммиссара до послдней нитки, онъ собралъ ихъ всхъ вокругъ себя, — арестантамъ интересно было услышать, что скажетъ имъ ихъ освободитель. Рыцарь, окруженный тми, которые обязаны были ему своей свободой, обратился къ нимъ съ такими словами: «господа! каждому изъ насъ слдуетъ быть признательнымь за оказанное ему благодяніе, потому что неблагодарность людская особенно непріятна Богу. Вс вы видите и чувствуете, сдланное мною вамъ добро: въ благодарности за это, я требую, или лучше сказать, такова моя воля, чтобы вы вс, съ этой самой цпью на ше, отъ которой я освободилъ васъ, отправились въ Тобозо, представились тамъ моей дам Дулыгане Тобозской, передали ей, что рыцарь ея, называемый рыцаремъ печальнаго образа, свидтельствуетъ ей свое глубокое почтеніе и разсказали ей во всхъ подробностяхъ это знаменитое приключеніе. Затмъ каждый изъ васъ можетъ съ Богомъ отправиться себ куда знаетъ».

— Все, что вы, господинъ рыцарь-освободитель нашъ, повелваете намъ исполнить, совершенно невозможно для насъ, отвчалъ Донъ-Кихоту, отъ лица всей братіи, Гинесъ Пассамонтъ, потому что вс мы вмст, съ цпью на ше, никакъ не можемъ отправиться по большой дорог, а должны пробираться, безъ цпей, по одиночк, каждый заботясь только о самомъ себ, не показываясь ни на какихъ дорогахъ, а напротивъ, стараясь ходить чуть не подъ землею, чтобы не наткнуться какъ-нибудь на святую Германдаду, которая, безъ всякаго сомннія, пустится за нами въ погоню. Все, что вы, господинъ рыцарь, можете сдлать, по всей справедливости, это замнить путешествіе въ Тобозо и представленія вашей дам Дульцине Тобоэской нашею молитвою за васъ. Но думать, чтобы мы добровольно возвратились въ землю египетскую, или, что тоже, пошли-бы, съ цпью на ше, въ вашей дам Дульцине, значило бы думать, что теперь ночь, и требовать этого отъ насъ, значило-бы требовать отъ козла молока

— Когда такъ, гнвно воскликнулъ Донъ-Кихотъ, то клянусь, донъ негодяй, донъ Генезилъ Парапильскій, или чортъ тебя знаетъ, какъ тебя тамъ зовутъ, ты пойдешь одинъ поджавши хвостъ, съ цпью на ше и наклоненной головой.

Пассамонтъ, человкъ отъ природы задорный, къ тому же не замчавшій, что рыцарь какъ будто не въ своемъ ум, — это лучше всего доказывала Пассамонту полученная имъ свобода, — мигнулъ братіи, которая, отбжавши въ сторону, забросала Донъ-Кихота каменьями;— защищаться отъ нихъ, помощью одного шлема, у рыцаря не хватило рукъ. Бдный же Россинантъ доведенъ былъ до того, что обращалъ теперь столько вниманія на шпоры, какъ будто онъ былъ вылитъ изъ бронзы. Санчо спрятался за своего осла, и этимъ живымъ щитомъ прикрылся отъ града каменьевъ, осыпавшихъ оруженосца и рыцаря. Щитъ рыцаря оказался однако хуже щита оруженосца и Богъ всть сколько счетомъ каменьевъ обрушилось на него съ такою силой, что они свалили его, наконецъ, на землю. Едва лишь онъ упалъ съ коня, какъ въ туже минуту на него вскочилъ каторжникъ, въ школьной форм, — снялъ съ головы его тазъ, которымъ онъ, кстати, хватилъ Донъ-Кихота три или четыре раза по плечамъ, потомъ ударилъ этимъ тазомъ нсколько разъ по земл, намреваясь разбить его въ куски, и вспомоществуемый остальною братіей, снялъ съ рыцаря его шолковый съ двойными рукавами камзолъ, который онъ носилъ поверхъ своихъ латъ, и обобралъ бы его до чиста, до самыхъ чулковъ, еслибъ непомшали ему кирасы и другія вооруженія Донъ-Кихота. Сняли каторжники и съ Санчо кафтанъ, оставивъ его чуть не въ одной рубашк, и подливъ между собою добычу, разбрелись въ разныя стороны, заботясь больше о томъ, какъ бы не наткнуться на святую Германдаду, чмъ о томъ, чтобы съ цпью на ше отправиться въ Тобозо и представится тамъ Дульцине. На мст побоища оставались теперь только Донъ-Кихотъ, Санчо, оселъ и Россинантъ; оселъ задумчивый, съ опущенною внизъ головой, хлопая по временамъ ушами, точно будто камни продолжали еще сыпаться на него; Россинантъ, распростертый рядомъ съ своимъ господиномъ, потому что и его каменья сшибли съ ногъ; Санчо безъ кафтана, дрожа отъ страха, при мысли о святой Германдад, и наконецъ самъ рыцарь Донъ-Кихотъ, терзаемый мыслью о томъ, какъ отплатили ему каторжники за его благодяніе.

Глава XXIII

Въ этомъ грустномъ положеніи, Донъ-Кихотъ сказалъ своему оруженосцу: «Санчо! постоянно твердили мн, что благодтельствовать негодяямъ все равно, что подливать въ море воды. Если бы я поврилъ теб, я бы избжалъ этой непріятности, но дло сдлано, поэтому призовемъ на помощь терпніе и постараемся извлечь изъ настоящаго полезный урокъ для будущаго».

— Ну ужь вы то извлечете, разв когда я стану туркомъ, отвтилъ Санчо. Но такъ какъ вы сами говорите, что повривши мн, вы избжали бы теперешняго несчастія, то поврьте мн, въ эту минуту, и вы избгнете гораздо худшаго, потому что святая Германдада плюетъ на всхъ вашихъ рыцарей, и я ужь слышу въ ушахъ своихъ свистъ ея стрлъ.