Донъ-Кихотъ, между тмъ, забравшись въ горы, которыя казались ему какъ будто нарочно созданными для того рода приключеній, которыхъ онъ искалъ теперь, преисполнился невообразимой радостью. Онъ припоминалъ разныя удивительныя происшествія, случавшіяся съ странствующими рыцарями въ такихъ дикихъ мстахъ, и эти воспоминанія наставляли его забывать все на свт. Санчо же, попавъ въ безопасное мсто, помышлялъ только о томъ, какъ бы ему наполнить желудокъ остатками отъ добычи, захваченной у монаховъ, сопровождавшихъ мертвеца. Онъ шелъ теперь пшкомъ, позади своего господина, таща на себ все, что таскивалъ недавно его оселъ, и перекладывая разные кусочки изъ котомки въ свой желудокъ; и такъ по душ приходилось ему это пшеходное путешествіе, что ни гроша не далъ бы онъ ни за какое другое приключеніе.
Спустя немного, поднявъ глаза, онъ увидлъ, что господинъ его, остановившись, пытается остріемъ своего копья поднять съ земли какія-то вещи. Поспшивъ къ нему на помощь, онъ увидлъ, что Донъ-Кихотъ приподнялъ чемоданчикъ и подушку, связанные вмст, вс въ дырьяхъ и на половину сгнившіе. Все это было довольно тяжело, такъ что Санчо принужденъ былъ взять чемоданъ на руки, и рыцарь веллъ ему посмотрть, что въ немъ положено. Оруженосецъ поторопился исполнить это приказаніе, и хотя чемоданъ былъ запертъ на ключь, онъ легко однако разсмотрлъ черезъ дырья все, что въ немъ находилось. Тамъ лежали четыре рубахи тонкаго голландскаго полотна, разное щегольское платье и, что лучше всего, свертокъ съ червонцами. «Да благословенно же будетъ все небо, ниспосылающее намъ такое приключеніе, въ которомъ есть наконецъ чмъ поживиться» воскликнулъ Санчо, при вид этой находки. И принялся онъ теперь съ двойнымъ вниманіемъ разглядывать все въ найденномъ имъ чемодан, въ которомъ, кром денегъ, блья и платья, нашелъ еще богато переплетенный альбомъ.
— Дай мн этотъ альбомъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, деньги же дарю теб.
Въ знакъ благодарности Санчо поцаловалъ ему руку, и принялся посл того перекладывать вещи изъ чемодана въ свою котомку.
— Санчо, сказалъ ему Донъ-Кихотъ, мн кажется, да иначе и быть не можетъ, что это вещи какого-нибудь заблудившагося путешественника, настигнутаго въ горахъ разбойниками, похоронившими его въ этой пустын.
— Этого не можетъ быть, сказалъ Санчо, разбойники не оставили бы денегъ.
— Правда твоя, замтилъ Донъ-Кихотъ, и я ршительно не понимаю, что бы это такое могло быть. Посмотримъ еще альбомъ; не откроетъ ли онъ намъ этой тайны. Съ послднимъ словомъ рыцарь развернулъ альбомъ, и первое, что попалось ему на глаза было, какъ будто на черно набросанное красивымъ почеркомъ, стихотвореніе, которое Донъ-Кихотъ громко прочелъ; вотъ оно:
— Ну, изъ этой псеньки трудновато что-нибудь узнать, замтилъ Санчо, если только начиная съ филина, о которомъ здсь поется, мы не доберемся до самаго соловья.
— Про какого филина ты говоришь? спросилъ Донъ-Кихотъ.
— Кажись, вы тамъ про филина что-то читали, отвтилъ Санчо.
— Про филина? воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Ты, кажется, Санчо, перепуталъ; тутъ сказано Фили, вроятно имя дамы этого пвца, а вовсе не филинъ. Стихи же право ничего себ, продолжалъ онъ, или я ничего не смыслю въ стихахъ.
— Какъ, ваша милость, сказалъ удивленный Санчо, разв и вы стихи сочиняете?
— Больше чмъ ты думаешь, отвтилъ Донъ-Кихотъ, и это ты вскор увидишь, относя письмо мое въ Дульцине Тобозской, написанное стихами сверху до ниву. Узнай, Санчо, что вс, или по крайней мр, большая часть странствующихъ рыцарей минувшихъ временъ были знаменитые трубадуры, т. е. великіе поэты и музыканты. Безъ этихъ двухъ талантовъ или даровъ небесныхъ немыслимы влюбленные странствователи. Правда, стихи старыхъ рыцарей отличаются большей силой, чмъ граціей.
— А прочтите за еще что-нибудь, сказалъ Санчо, можетъ быть мы найдемъ тамъ что-нибудь интересное для насъ.
Донъ-Кихотъ перевернулъ листъ.
— Здсь проза, сказалъ онъ, что-то въ род письма.
— Тоже, пожалуй, посланіе какое-нибудь, замтилъ Санчо.