Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

Выхавъ изъ лса, Санчо обернулся назадъ и не видя боле Донъ-Кихота, соскочилъ съ осла, услся подъ деревомъ и началъ держать самому себ такого рода рчь: «Скажите мн, другъ Санчо, куда вы отправляетесь? Какого чорта вы ищете? Ищу я ни боле, ни мене, какъ принцессу, затмвающую своей красотой солнце со всми звздами. Гд же вы думаете найти эту принцессу? Гд? Въ Тобозо. Ладно. Кто же послалъ васъ искать ее? Знаменитый рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій, ниспосланный въ міръ напоять алчущихъ и накармливать жаждущихъ. Теперь, скажите мн, знаете ли вы, гд изволитъ проживать эта дама? Нтъ-съ, не знаю, слышалъ только отъ моего господина, будто она проживаетъ въ какомъ-то великолпномъ замк, въ какомъ-то величественномъ алказар. Видли ли вы когда-нибудь въ жизни эту даму? Нтъ; ни я ни господинъ мой никогда не видали ее, Ну, а если жители Тобозо, узнавъ, что вы отправляетесь похищать у нихъ принцессъ и развращать ихъ женщинъ поколотятъ васъ, будутъ ли они правы? Будутъ. Но только, если они узнаютъ, что я посолъ, приходящій къ нимъ не отъ своего, а отъ чужаго лица, то вроятно скажутъ:

Другъ! текъ какъ вы посолъ,То наказанья нтъ вамъ.

Санчо! не шутите однако, потому что жители Ламанча не большіе охотники до шутокъ. Право, если они пронюхаютъ ваши намренія, то лучшее, что вамъ можно посовтовать, это удирать со всхъ ногъ. Въ такомъ случа какого чорта я отправлюсь искать? Ей-Богу, не знаю. Къ тому же искать Дульцинею въ Тобозо, не все ли равно, что искать студента въ Саламанк. Чортъ, сказалъ въ заключеніе Санчо, да, чортъ сунулъ меня въ это дло». Такъ разговаривалъ самъ съ собою нашъ оруженосецъ, пока не воскликнулъ наконецъ: «провалъ меня возьми! Противъ всего есть лекарство кром смерти, которой вс мы должны въ конц жизни заплатить невольную дань. Господинъ мой рехнулся, это ясно, и судя по пословиц: скажи мн, съ кмъ ты знаешься, и я окажу теб, кто ты такой, нужно думать, что я не многимъ отсталъ отъ него, если сопутствую и служу ему. Если же онъ рехнулся, если онъ одержимъ особеннаго рода помшательствомъ, заставляющимъ его считать блое чернымъ, а черное блымъ, втренныя мельницы великанами, муловъ дромадерами, корчмы замками, стада барановъ великими арміями и прочее, и прочее въ этомъ род; то трудно-ли будетъ указать ему на первую встрчную крестьянку и уврить его, что это Дульцинея Тобозская. Если онъ не повритъ, я поклянусь; если онъ будетъ стоять на своемъ, я стану клясться еще сильне; если онъ, наконецъ, повритъ, ну тогда я ужъ конечно не заспорю съ нимъ; во всякомъ случа выгода будетъ на моей сторон. Этимъ путемъ я, быть можетъ, отучу его наконецъ навязывать мн подобныя посольства, когда онъ увидитъ, какъ мало толку отъ нихъ. Неудачу эту онъ, вроятно, припишетъ врагу своему волшебнику и найдетъ, что неврный изъ желанія чмъ-нибудь насолить ему перемнилъ образъ его дамы.» Такъ успокоилъ себя наконецъ Санчо, и счелъ дло конченнымъ. Онъ оставался подъ деревомъ до вечера, желая врне надуть своего господина, и такова была удача его въ этотъ день, что когда онъ собирался уже ссть на осла, оруженосецъ къ невыразимой радости своей замтилъ на дорог трехъ крестьянокъ, хавшихъ верхомъ на трехъ ослахъ или, быть можетъ, ослицахъ (авторъ умалчиваетъ объ этомъ). Нужно однако думать, что это были ослицы, обыкновенныя верховыя животныя испанскихъ крестьянокъ. Увидвъ ихъ, Санчо быстро поскакалъ къ Донъ-Кихоту, котораго засталъ все еще грустно вздыхавшаго и погруженнаго въ свои любовныя мечты.

— Другъ мой! какого рода всти приносишь ты мн? сказалъ Донъ-Кихотъ, завидвъ своего оруженосца. Какимъ камнемъ суждено мн отмтить сегодняшній день: блымъ или чернымъ?

— Краснымъ! отвтилъ Санчо, какъ т вывски, которыя хотятъ сдлать замтными издалека.

— Ты приносишь мн значитъ радостныя всти? сказалъ Донъ-Кихотъ.

— Такія радостныя, что вамъ стоитъ только пришпорить Россинанта, и сказать на встрчу Дульцине, которая детъ сюда съ двумя своими горничными.

— Пресвятая Богородице! воскликнулъ рыцарь; правду-ли ты говоришь? Санчо, будь откровененъ со иной и ложной радостью не думай разсять мое уныніе!

— А мн что за выгода надувать васъ, когда вы въ двухъ шагахъ отъ возможности поврить мои слова, отвтилъ Санчо. Пришпоривайте же Россинанта, слдуйте за мной и вы узрите нашу владычицу принцессу, разряженную, какъ подобаетъ ей. Она и ея прислужницы — это я вамъ скажу, цлыя алмазныя рки, жемчужныя ожерелья, золотыя и серебряныя ткани, и право я, не понимаю даже, откуда берутся у нихъ силы нести все это на себ. Волосы ихъ, широкими прядями разсыпанные по плечамъ, кажутся солнечными лучами, волнуемыми втромъ, и въ добавокъ вс три он дутъ на трехъ породистыхъ одноходцахъ.

— Иноходцахъ, а не одноходцахъ, замтилъ Донъ-Кихотъ. Санчо! подумай, за кого приняла бы насъ Дульцинея, еслибъ услышала какъ ты коверкаешь слова.

— Отъ одноходца до иноходца недалеко, возразилъ Санчо; но на чемъ бы он не хали, а только я въ жизнь мою не видлъ такихъ роскошныхъ дамъ, особенно какъ госпожа моя, принцесса Дульцинея, поражающая разомъ вс пять чувствъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги
История против язычников. Книги I-III
История против язычников. Книги I-III

Предлагаемый перевод является первой попыткой обращения к творчеству Павла Орозия - римского христианского историка начала V века, сподвижника и современника знаменитого Августина Блаженного. Сочинение Орозия, явившееся откликом на захват и разграбление готами Рима в 410 г., оказалось этапным произведением раннесредневековой западноевропейской историографии, в котором собраны основные исторические знания христианина V столетия. Именно с Орозия жанр мировой хроники приобретет преобладающее значение в исторической литературе западного средневековья. Перевод первых трех книг `Истории против язычников` сопровожден вступительной статьей, подробнейшим историческим и историографическим комментарием, а также указателем.

Павел Орозий

История / Европейская старинная литература / Образование и наука / Древние книги