Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

— Другъ мой! отъищемъ сначала алказаръ, сказалъ Донъ-Кихотъ, а потомъ подумаемъ о томъ, что намъ длать. Но или я ничего не вижу, или это отдаленное зданіе, кидающее отъ себя такую широкую тнь, должно быть дворцомъ Дульцинеи.

— Такъ ведите къ меня къ нему, можетъ быть тогда мы и попадемъ въ какой-нибудь дворецъ, только увряю васъ, отвтилъ Санчо, если я даже ощупаю его собственными руками и увижу собственными глазами, и тогда я поврю, что это дворецъ столько же, какъ тому, что теперь день.

Донъ-Кихотъ похалъ впередъ, и сдлавъ около двухъ сотъ шаговъ остановился у подножія массы, кидавшей отъ себя широкую тнь, тутъ онъ убдился, что зданіе это было не алказаръ, а кладбищенская церковь. Мы у дверей храма, сказалъ онъ.

— Я это и безъ васъ вижу, сказалъ Санчо, и дай только Богъ, чтобы мы не очутились у дверей нашей могилы, потому что это дурной знакъ — шататься по кладбищамъ въ такую позднюю пору, и вдь говорилъ же я, кажется, вамъ, что изба вашей даны стоитъ въ какомъ то глухомъ переулк.

— Будь ты проклятъ! воскликнулъ Донъ-Кихотъ, гд, отъ кого, и когда ты слышалъ, что жилища царей и принцевъ строились въ глухихъ переулкахъ?

— Что городъ, то норовъ, говоритъ пословица, отвчалъ Санчо; и очень быть можетъ, что въ Тобозо, такъ ужъ принято — помщать въ глухихъ переулкахъ дворцы и другія замчательныя зданія. Прошу васъ: позвольте мн поискать этотъ алказаръ — чтобъ ему провалиться — и я увренъ, что найду его въ какомъ-нибудь закоулк.

— Санчо! говори почтительне, замтилъ Донъ-Кихотъ, проведемъ въ мир праздникъ, и не будемъ отчаяваться въ успх.

— Слушаю, бормоталъ Санчо; только я ршительно не понимаю, какъ вы хотите, чтобы я не потерялъ терпнія, и сразу узналъ, въ такой темнот, дворецъ вашей дамы, который я видлъ всего одинъ разъ въ жизни, между тмъ вамъ вы не можете узнать его, видвши сто разъ.

— Санчо! ты меня съ ума сведешь. Не говорилъ ли я теб тысячу разъ, отвчалъ Дон-Кихотъ, что я никогда не видлъ очаровательной Дульцинеи, никогда не переступалъ порога ея дворца, и если влюбленъ въ нее, то только по наслышк, по той молв, которая ходитъ о ея ум и красот.

— Въ первый разъ слышу это, и кстати скажу вамъ, замтилъ Санчо, что если вы никогда въ жизни не видли ее, то чортъ меня возьми, если и я ее видлъ когда-нибудь.

— Этого не можетъ быть. Ты самъ мн говорилъ, что видлъ ее, занятую провеваніемъ ржи, когда приносилъ мн отвтъ отъ нея на мое письмо.

— Да вдь я тоже по наслышк посщалъ ее, отвчалъ Санчо, и по наслышк приносилъ вамъ отвтъ отъ нее. Клянусь вамъ! если я разговаривалъ когда-нибудь съ этой Дульцинеей, то посл этого я дрался съ луной.

— Санчо! Санчо! перебилъ рыцарь, есть время для шутовъ, и бываетъ время, когда шутки вовсе не кстати. Если я сказалъ, что я никогда не видлъ моей даны, то теб вовсе не кстати повторять тоже самое, особенно когда ты убжденъ въ томъ, что ты лжешь.

Въ эту минуту показался на дорог крестьянинъ, гнавшій передъ собою двухъ муловъ. Стукъ его повозки заставилъ нашихъ искателей приключеній предположить, что они встртились съ какимъ-нибудь хлбопашцемъ, до зари отправлявшимся въ поле, и они не ошиблись. Сидя на своей повозк, крестьянинъ напвалъ всмъ извстный припвъ одного стараго испанскаго романса:

Мы задали лихую трепку вамъ

Французы! подъ Ронцесвалесомъ.

— Пусть я умру! воскликнулъ Донъ-Кихотъ, если въ эту ночь намъ что-нибудь удастся. Слышишь ли, Санчо, что напваетъ этотъ мужланъ.

— Какъ не слышать, отвчалъ Санчо, но что намъ за дло до трепки подъ Ронцесвалесомъ. Крестьянинъ этотъ могъ такъ же легко напвать романсъ Колаиноса, и намъ онъ этого не стало бы ни теплй, ни холоднй.

Крестьянинъ между тмъ приблизился къ нашимъ искателямъ приключеній, и рыцарь сказалъ ему: «да хранитъ тебя Богъ, добрый человкъ. Не можешь ли ты показать намъ дворецъ несравненной принцессы Дульцинеи Тобозской?»

— Я не здшній, отвчалъ крестьянинъ; я недавно нанялся въ услуженіе здсь въ одному богатому мызнику. Но вотъ въ этомъ дом, напротивъ, живетъ священникъ и пономарь, спросите у нихъ; они, вроятно, покажутъ вамъ дворецъ этой принцессы, потому что у нихъ находится списокъ всхъ жителей Тобозо, хотя, правду сказать, я не думаю, чтобы здсь жила какая-нибудь принцесса, если не считать нсколькихъ благородныхъ женщинъ, которыя у себя дома пожалуй что и принцессы.

— Вотъ между этими то дамами должна находиться та, которую я ищу, замтилъ Донъ-Кихотъ.

— Можетъ быть она и находится, отвчалъ крестьянинъ, но только время теперь утреннее и мн право некогда. Прощайте. Съ послднимъ словомъ, стегнувъ своихъ муловъ, онъ похалъ дальше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги