Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

— Санчо! въ благодарность за радостную всть дарю теб добычу, которая достанется мн въ первомъ ожидающемъ насъ приключеніи, или если хочешь будущихъ жеребятъ моихъ трехъ кобылъ, сказалъ Донъ-Кихотъ.

— Нтъ ужъ лучше жеребятъ, а съ добычей, Богъ съ ней, отвтилъ Санчо.

Продолжая разговоръ въ томъ же род, наши искатели приключеніи выхали изъ лсу, и Донъ-Кихотъ тотчасъ же окинулъ взглядомъ Тобозскую дорогу во всю ея длину, но видя на ней только трехъ крестьянокъ, онъ нсколько смутился, и спросилъ своего оруженосца, за городомъ ли онъ покинулъ трехъ великолпныхъ дамъ?

— Да гд же у васъ глаза, назади или спереди, отвчалъ Санчо, не видите вы разв этихъ трехъ дамъ, сіяющихъ, какъ въ полдень солнце и скачущихъ прямо сюда.

— Я вижу только трехъ крестьянокъ на трехъ ослахъ, отвтилъ Донъ-Кихотъ.

— Съ нами крестная сила! воскликнулъ Санчо. Возможная ли вещь — принять иноходцевъ, блыхъ какъ снгъ, если не боле, за трехъ ословъ. Клянусь Богомъ, вы или слпы ими очарованы.

— Санчо! это ты, кажется, ослпъ, возразилъ Донъ-Кихотъ. Что это ослы или ослицы, это такъ же врно, какъ то, что я Донъ-Кихотъ, а ты Санчо Пансо; по крайней мр мн такъ кажется.

— Полноте шутить; протрите-ка глаза и кланяйтесь скорй вашей дам, которая такъ близко отъ васъ, отвтилъ Санчо.

Съ послднимъ словомъ онъ поскакалъ на встрчу крестьянкамъ и, поровнявшись съ ними, соскочилъ съ осла, придержалъ его за узду и, упавъ на колни предъ какой-то мужичкой, воскликнулъ: «о, сіятельная принцесса, царица и герцогиня красоты! пролейте свтъ вашего вниманія на побжденнаго вами рыцаря, остановившагося неподвижно, какъ мраморная статуя, блднаго и смутившагося при вашемъ приближеніи. Я оруженосецъ его Санчо Пансо, а господинъ мой странствующій рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій, извстный подъ именемъ рыцаря печальнаго образа».

Тмъ временемъ, какъ Санчо говорилъ, влюбленный рыцарь упалъ на колна близъ своего оруженосца и, выпучивъ глаза, глядлъ на крестьянку, величаемую Санчо принцессой. Видя передъ собою толстую, курносую двку съ раздутымъ лицомъ, онъ, отъ удивленія, не могъ пошевелить губами. Крестьянки, въ свою очередь, видя, что имъ загораживаютъ дорогу какіе то два колнопреклоненные незнакомца, совершенно не похожіе одинъ на другого, поражены были не мене Донъ-Кихота. Наконецъ, та, къ которой Санчо держалъ рчь, попросила нашихъ искателей приключеній хать своей дорогой и оставить въ поко ее и двухъ другихъ крестьянокъ, потому что имъ некогда.

— Великая принцесса, воскликнулъ Санчо. О, всемірная дама Тобозо. Какъ не тронется великодушное сердце ваше, видя распростертымъ у вашихъ ногъ славу и красоту странствующаго рыцарства.

— Ишь ты, какіе важные господа, заговорила одна изъ крестьянокъ. Хуже мы, что-ли другихъ, что вы приходите трунить надъ нами? Убирайтесь-ка; убирайтесь.

— Встань Санчо, угрюмо сказалъ Донъ-Кихотъ; я вижу, что судьба, еще не насыщенная моими несчастіями, заперла пока вс пути, по которымъ радость могла бы проникнуть въ душу, оживляющую это бренное тло. А ты, продолжалъ онъ, обратившись къ крестьянк, ты — недосягаемый предлъ земной красоты, божественное соединеніе всхъ земныхъ совершенствъ, одна поддержка моей боготворящей тебя души, пусть преслдующій меня волшебникъ покрылъ глаза мои какимъ-то непонятнымъ туманомъ, скрывающимъ отъ меня, но не отъ другихъ, подъ чертами грубой крестьянки, твой образъ небесный, твою несравненную красоту; я тмъ не мене умоляю тебя кинуть на меня взоръ, полный любви, если только врагъ мой, волшебникъ, не преобразилъ и меня теперь въ какого-нибудь вампира, желая сдлать твоего рыцаря ужаснымъ въ твоихъ глазахъ. Ты видишь, боготворимая дама, мою врность, и преданность теб; ты видишь, что не смотря на козни враговъ моихъ, я не перестаю воздавать теб почести, достойныя твоей красоты.

— Таковскую нашли, отвчала крестьянка: стану я слушать, что вы тамъ городите. Пустите-ка, пустите насъ, намъ некогда по пустякамъ тратить съ вами время.

Санчо поспшилъ встать и пропустить мнимую Дульцинею, отъ души восхищенный удачными результатами придуманнаго имъ обмана, выпутавшаго его изъ весьма затруднительнаго положенія.

Когда воображаемой Дульцине дана была дорога, она ударяла своего осла гвоздемъ, насаженнымъ на палку, стараясь погнать его во всю рысь. Но оселъ, чувствуя на своей кож гвоздь чаще обыкновеннаго, началъ выдлывать такіе прыжки, что въ конц концовъ свалилъ мнимую Дульцинею на землю.

Влюбленный рыцарь поспшилъ въ ней на помощь, между тмъ какъ Санчо кинулся поправлять сдло, съхавшее у осла ея на самый животъ. Когда сидніе Дульцинеи было исправлено, Донъ-Кихотъ хотлъ на рукахъ донести свою очарованную даму до ея осла, но мнимая Дульцинея освободила его отъ этого труда. Протянувъ руки въ ше своего осла и опершись за нее, она сдлала шага три назадъ и потомъ, вскочивъ на него легче сокола, она въ то же мгновенье сидла уже верхомъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги