Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Клянусь Святымъ Рохомъ! воскликнулъ Санчо, наша царица легче лани и заткнетъ за поясъ любаго оруженосца Кордовы и Мексики. Каково! въ одинъ прыжокъ очутиться верхомъ на кон и, посмотрите, посмотрите, какъ она, безъ шпоръ, пришпориваетъ своего иноходца, да и свита не отстаетъ отъ нее; вс он несутся какъ вихрь. Санчо говорилъ правду, потому что крестьянки мчались во весь опоръ, по крайней мр съ полмили.

Донъ-Кихотъ проводилъ ихъ глазами, и когда он скрылись у него изъ виду, сказалъ Санчо: «другъ мой! ты видишь теперь, до чего простирается ненависть во мн волшебниковъ. Ты видишь, въ какимъ презрннымъ уловкамъ прибгаютъ они, чтобы лишать меня того блаженства, которое могъ я испытать, созерцая красоту Дульцинеи. О, былъ ли на свт человкъ несчастне меня. Не служу ли я олицетвореніемъ несчастія? измнники! не довольствуясь превращеніемъ Дульцинеи въ грубую мужичку, не довольствуясь тмъ, что показали мн мою даму въ образ, недостойномъ ея званія и прелестей, они лишили еще ее того ароматнаго дыханія, которое отличаетъ дамъ высокаго происхожденія, не выходящихъ изъ міра духовъ и цвтовъ. Знаешь ли, Санчо, въ ту минуту, когда я приблизился къ Дульцине, чтобы посадить ее, по твоему на коня, а по моему осла, отъ нее такъ понесло лукомъ, что сердце во мн перевернулось.

— Подлые и презрнные волшебники! воскликнулъ Санчо, неужели жъ не придется мн увидть васъ вздернутыми всхъ вмст за одной осин? Много вы можете и много творите вы зла, но разв мало было для васъ, презрнная сволочь, превратить жемчугъ очей ея въ козлиные глаза, нити золотыхъ волосъ во что-то похожее на хвостъ рыжей коровы, словомъ, все прелестное въ отвратительное; въ чему вы лишили ее еще того природнаго аромата, который могъ бы напоминать нсколько о томъ, что скрыто подъ ея отвратительной наружностью; я, впрочемъ, продолжалъ онъ, видлъ въ ней только одну красоту, не помрачавшуюся никакими пятнами, а усиленную еще родимымъ пятномъ надъ верхнею губою, покрытымъ семью или осмью рыжими волосами, которые казались мн нитами чистйшаго золота.

— Судя по отношенію, существующему между родимыми пятнами на лиц съ пятнами на тл, замтилъ Донъ-Кихотъ, у Дульцинеи должно быть такое же родимое пятно на правомъ бедр, только мн кажется, что такіе большіе волосы, какъ ты говоришь, не могутъ рости на родимыхъ пятнахъ; это не въ порядк вещей.

— Клянусь Богомъ! они чрезвычайно идутъ къ ней, отвтилъ Санчо.

— Въ этомъ я увренъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, потому что природа не дала Дульцине ничего, что не было бы олицетвореннымъ совершенствомъ; и эти родимыя пятна, о которыхъ упомянулъ ты, конечно, не составляютъ недостатковъ, а напротивъ, усиливаютъ еще ея ослпительныя прелести. Но скажи мн, Санчо, какого рода у нее было сдло?

— Арабское, съ такимъ богатымъ чепракомъ, что, право, оно стоитъ половины королевства.

— И я ничего этого не могъ видть! воскликнулъ Донъ-Кихотъ. О, я не перестану повторять, что я несчастнйшій изъ людей.

Оруженосецъ нашъ, восхищенный такъ хорошо удавшимся ему обманомъ, съ трудомъ удерживался отъ того, чтобы не захохотать во все горло, видя сумазбродство своего господина, поврившаго такому грубому обману. Поговоривъ еще немного, наши искатели приключеній сли верхомъ и направились по Сарагосской дорог, надясь поспть во время въ Сарагоссу на торжественный праздникъ, устраивавшійся ежегодно въ стнахъ этого города. Но пока до Сарагоссы, имъ суждено было встртить столько удивительныхъ и разнообразныхъ приключеній, что ихъ стоитъ описать и прочитать, какъ это читатель увидитъ изъ слдующихъ главъ.

Глава XI

Молча халъ Донъ-Кихотъ, не переставая думать о волшебникахъ, превратившихъ даму его въ грубую крестьянку, — несчастіе, которому онъ увы! не находилъ средствъ помочь. Погруженный въ свои мечты, рыцарь безсознательно выпустилъ изъ рукъ узду, и Россинантъ, чувствуя себя свободнымъ, останавливался на каждомъ шагу, принимаясь уничтожать свжую траву, которая росла въ изобиліи по дорог.

— Господинъ мой! сказалъ ему Санчо, видя его уныніе и задумчивость, груститъ, конечно, свойственно людямъ, а не животнымъ, и однакожъ тотъ, кто вчно тоскуетъ, становится похожимъ на животное. Перестаньте къ кручиниться, возьмите въ руку узду и явите твердость, достойную странствующаго рыцаря. И изъ-за какого чорта вы сами себя обезкураживаете? Провалъ возьми всхъ Дульциней въ мір, потому что здоровье странствующаго рыцаря дороже всхъ превращеній и очарованій.

— Молчи, Санчо! не изрыгай хулы противъ Дульцинеи, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Ты видишь, я не порицаю мою очарованную даму; къ тому же я одинъ виновникъ всхъ ея несчастій. Она никогда не испытала бы преслдованій волшебниковъ, еслибъ они не завидовали моей слав.

— Оно такъ, сказалъ Санчо; въ самомъ дл, сердце надрывается при мысли, чмъ была она прежде и чмъ стала теперь.